Книга Тетушка против, страница 170 – Тата Алатова

Маргарет медленно надела рубашку, обволокла усталое тело утраченной любовью. Это она ее растоптала, дав повод Раулю разочароваться в своей Пруденс? Или он испугался сложного брака с экономкой, который не принесет ему ни малейшей выгоды? Опомнился наконец, и был совершенно прав. Его будущее теперь сулило некоторую обеспеченность, ну, если Бартелеми не подведет. Так к чему себя связывать лишними узами, когда вот-вот все придворные кокетки станут доступны?

Она осторожно заплела косу, легла в постель и укуталась в одеяло, мечтая побыстрее заснуть, а проснуться уже без дыры в груди.

Маргарет переживет эту ночь, и множество других ночей, и однажды встретит старость, ни о чем не жалея. Она не предаст окончательно Пеппу и не предаст себя, сохранив достоинство. Будет черстветь день ото дня, пока окончательно не утратит душевную чувствительность.

Все к лучшему — хватит с нее любви, от нее слишком больно.

Но сон не спешил ее спасти, и, глядя в темноту, она вспомнила о нежном лунном блеске легких кружев, о том, как приятно было ими любоваться и как чудесно к ним прикасаться. Небольшой сундук из темного дерева стоял сейчас в пустой комнате и как будто ждал, когда его откроют. Он много лет хранил в своем чреве истинные сокровища, и пора было извлечь их на свободу.

Тихо встав, Маргарет накинула шаль, нацепила легкие домашние шлепанцы, активировала специальный тусклый ночной кристалл света и неслышно выскользнула из своей комнаты.

Гитара лежала на диване, но, оказывается, не всякие раны могут быть затянуты грустными серенадами.

Рауль тоже лежал — и безудержно страдал.

Жестокосердие Пруденс, которая походя, с явным удовольствием испортила жизнь глупой молодой служанке, не стало для него каким-то там откровением. Он и прежде понимал, что влюбился в женщину с неумолимым характером, готовую заставить прибираться даже мертвую Глэдис.

Но если решительность, упрямство и практичность — именно те качества, которыми он сам не обладал, — раньше его очаровывали, то теперь казалось, будто он разбился о них, как об острую гранитную скалу. И осколки, бывшие когда-то Раулем Флери, бессмысленно таращились по сторонам.

За часы, проведенные в постели, он пристально изучил потолок, складки балдахина, цветочные узоры на стенах — но так и не нашел ответа, зачем же Пруденс врет ему прямо в лицо.

А ее предположение, будто он пытается увильнуть от венчания, ранило глубоко и сильно. Он женится на ней, даже если небо грохнется о землю, неужели это не очевидно?

Устав, наконец, и от созерцания потолка, и от собственных терзаний, Рауль вскочил на ноги, преисполненный внезапным порывом немедля объяснить Пруденс, что к чему.

Оказалось, уже наступила ночь и весь особняк уснул, а он-то и не заметил. Но такая мелочь его нисколько не смутила, он стремительно пролетел по коридору, слишком увлеченный идеей увидеть невесту, может, даже в постели, не поднимет же она шума? Тут он представил себе Пруденс в одной сорочке, и в голове что-то заискрило, затянуло рябью, и разум не сразу догнал картинку: из комнаты струился слабый свет. Той самой комнаты, где днем работали швеи.

…Как и утром, она стояла на коленях перед распахнутым сундуком с кружевами, но теперь тут не было посторонних девиц и яркого солнечного света, а главное — фантазия, дурманящая Рауля, взяла и воплотилась в реальность.