Книга Переполох в Академии Сказок, страница 62 – Анастасия Гудкова

Мысли скакали, как лягушки по болотным кочкам, то проваливаясь в трясину, то выбираясь на поверхность. И будто бы они были Васенины, а будто и чужие. И с каждым мигом все крепче сжимал Ратислав меч-кладенец, а Василиса все больше погружалась в вязкую темную тоску. И богатырь перестал ей казаться соратником, скорей уж помехой.

В миг, когда раздвинулись стебли подсолнухов, вышагнуло оттуда Лихо одноглазое, Ратислав бросился на него с мечом, крича Василисе:

— Уходи! Скорее!

И она послушалась. Одним махом взлетела в седло покорной кобылы, пришпорила ее посильнее и унеслась прочь. От Ратислава, вздохнувшего с облегчением, и от огромного чудища, вышедшего к нему.

— Вот и встретились, горюшко мое, — уголком губ улыбнулся Ратислав.

Лихо в ответ зарычало. Оно было большим, нескладным, с огромными ступнями и длинными, до колен, ручищами, так и норовящими ухватить богатыря. Ратислав едва ли доходил Лиху до пояса. Глядели они друг на друга, и никто ни единого шагу навстречу не сделал. Да и не нужно было. Понял богатырь, что не все на поле ратном можно мечом решить. Колдовство у Лиха было особое, пробирающее до самого сердца. Хотелось свернуться калачиком, как когда он был еще совсем крохотным, зарыдать в голос. О том, как тяжко ему после гибели отца и матушки, как давит сила темная, как пусто на душе. Самое горькое доставало Лихо из памяти, такое, что хотелось выть от боли.

И надо было отсечь ему одноглазую голову чудища, но зачарованный Ратислав и пошевелиться не мог. Не ведал он, что тот, кто в единственный глаз Лиха хоть раз заглянет, мигом лишится и воли, и силы. Толку от его меча теперь было, как от травинки. И не осталось в поле ничего, кроме его боли, страха и тьмы, с утробным чавканьем поглощающей правнука Кощея. Выпал кладенец из его рук. Лихо захохотало, сделало шаг вперед, чтоб навсегда оставить могучего богатыря в подсолнуховом поле…

— А ну стой, чудище поганое! — вдруг раздался звонкий голос.

Ратислав поднял голову и глазам своим не поверил: сияя, будто объятая алым пламенем, неслась к нему Василиса. Рука ее была поднята вверх, а в ней горело что-то так ярко, что захотелось зажмуриться. Лихо взвыло от боли, неуклюже пряча единственный глаз в кривых ладонях. Но было поздно: светлое и живое, несущее добро и счастье пламя самой Жар-птицы темную силу не пощадило. Выжгло самое дорогое, что было у чудища, дар его темный сокрушительный. С поляны улепетывало неуклюжее ослепшее существо, разом позабывшее и про богатыря, и про девицу. Лихо убегало, скуля побитым щенком, а сердце Ратислава наполнялось теплом. Богатырь чувствовал, как возвращаются к нему силы, как светлеет взор и появляется на губах счастливая улыбка.

Горящая всадница была уже близко. Он различал ее хрупкую фигурку на могучем крупе кобылы, видел огромные синие глаза, полные слез. Остановиться у Василисы не вышло, Искорка, до которой, наконец, дошел испуг, взбрыкнула, и девица, неловко взмахнув руками, повалилась набок, роняя заветное перо, то самое, что подарила ей Жар-птица. Теперь оно запуталось в траве, освещая поляну ласковым теплым светом. А Васена упала прямо в услужливо подставленные руки богатыря, тотчас спрыгнула с них на землю и принялась стучать крохотными кулачками по его могучей груди. Из глаз лились слезы, но она и не думала их смахнуть, лишь колотила Ратислава и кричала: