Книга Меч тени и обмана, страница 103 – Люсинда Дарк

Итак, не имея другого выхода, я ставлю одну ногу перед другой и следую за Божественным Существом, которое только что спасло меня от гнева другого. Я не знаю, слышит ли он учащенное биение моего сердца, когда мы идем, но я отрабатываю каждый трюк, который знаю. Спокойно вдыхаю и выдыхаю медленными ровными вдохами. Считаю шаги, которые делаю. Постепенно это срабатывает. Мое бешено колотящееся сердце успокаивается, и я возвращаю контроль над собственным телом — или большей его частью.

Когда мы входим в одно из каменных зданий, слабое солнечное тепло резко падает. Вода капает с кончиков моих волос и с одежды. Я подавляю дрожь, устремляя взгляд прямо перед собой, как преступник, которого ведут на виселицу. Я смотрю только вперед на случай, если Кэдмон оглянется, даже когда я фокусируюсь на своем периферийном зрении, чтобы уловить любые признаки незваных гостей.

Он никак не может узнать… не так ли? Несмотря на замедленный пульс, мысли путаются друг с другом. Тревога. Страх. Ярость. Если Кэдмон подозревает меня, он, конечно, ведет себя иначе. На самом деле, за все время пути от внутреннего двора до массивной дубовой двери, которую он открывает тонким железным ключом, достанным из кармана, он ни разу не обернулся ко мне. Для любого живого существа естественно опасаться врага за спиной, но Боги — это другое. Возможно, даже если он и подозревает меня, он не боится меня как врага.

Когда мы входим в незапертую комнату, мой взгляд сразу же падает на массивный письменный стол, заваленный бумагами и томами текстов, которые выглядят намного старше меня. Повсюду растения. Дверь за моей спиной обрамляют большие пальмы, которые выглядят так, словно их место посреди пустыни, а не возле ледяных вод. Десятки различных растений в горшках расставлены рядом с книгами, столами, огромными стульями и повсюду между ними, за исключением центра комнаты, который ведет прямо от двери к этому столу.

В задней части комнаты находится довольно большой витраж с выгравированными сквозь краски линиями, изображающими женщину. Ее длинные волосы — копна серебристых волос, в то время как ее тело покрыто королевским пурпуром и индиго. Паутинки трещин, которые, кажется, расположены намеренно, спускаются от кончиков ее пальцев к земле, а глаза у нее абсолютно черные.

Этот образ столь же тревожен, сколь и прекрасен. Кэдмон непринужденно входит в комнату и поворачивает налево к стеклянному шкафу с несколькими графинами и хрустальными чашками рядом с довольно большим папоротником с шипами. Открывая один из графинов с темной жидкостью внутри, он наливает себе изрядное количество и с довольным вздохом нюхает. Однако вместо того, чтобы пить его неразбавленным, он отодвигается в сторону и наливает его в чайник, который я не заметила.

Закончив, он хватает чайник за тяжелую ручку и несет его через комнату к большому камину из серого кирпича. Он вешает его на крюк, прежде чем сам разжигает огонь. Все это время я стою там, чувствуя себя очень не в своей тарелке, и наблюдаю.

Только когда Кэдмон подходит к своему столу и садится, он жестом приглашает меня подойти. Хотя мне и любопытно, я не спрашиваю, почему он не приказал мне — как слуге Академии — занятся приготовлением чая. Я выпрямляюсь перед его столом, словно солдат перед боем, сцепив руки за спиной и уставившись прямо перед собой.