Книга Меч тени и обмана, страница 126 – Люсинда Дарк

Я отчасти удивлен, что он вернулся так быстро, но, несмотря на это, благодарен, когда он садится рядом со мной. — С ним все будет в порядке. — Слова Руэна это то, что я хочу услышать, но они не звучат от него с той уверенностью, к которой я привык.

— Мне следовало позволить тебе начать тренировать его раньше, — бормочу я, проклиная собственное высокомерие.

— Он силен, — отвечает Руэн. Это не подтверждение, но звучит как оно.

Мы оба знаем, что из нас двоих именно Руэн лучший наставник. Единственная причина, по которой я вообще настаивал, это то, кто такой Дариус. Я снова закрываю глаза. Если он умрёт…

Поднимающаяся волна эмоций вскоре сменяется силой. Она потрескивает вдоль моего позвоночника и течёт по венам. Под кожей что-то меняется, будто молнии обрели форму и ожили. Чья-то рука крепкая, слишком тёплая ложится мне на плечо. Это должно причинять боль. Один только этот жест должен позволить Руэну ощутить мою Божественность, проходящую сквозь него и разрушающую его защиту.

Но Руэн не реагирует на это. Его знание боли позволяет ему впитывать ее в себя, сводя на нет реакцию, которая должна произойти. — Не показывай им. — Его шепота практически не слышно. Это произносится так тихо, что из-за следующей волны криков толпы, когда второй противник выходит на арену, его почти невозможно расслышать.

Мне не нужно спрашивать, кого он имеет в виду. Мы всегда знаем о наших Повелителях. Всегда наблюдающие. Всегда поджидающие. Мышцы на моей спине ноют и растягиваются от прошлых напоминаний о нашем неповиновении. Передо мной Дариус вытаскивает свой меч из ножен за спиной, его узкие от природы глаза становятся все более прищуренными, когда он кружит вокруг Корилло Ирритаса того, кого ему придется убить, если он хочет выбраться живым.

Корилло уже убивал. Он был на этой арене по крайней мере один раз. Если бы он тренировался, я бы сказал, что он был бы хорошим партнером для Дариуса. Но это не тренировка. Для них двоих это вопрос жизни и смерти, и Корилло уже знает, что поставлено на карту самым интуитивным образом.

Сцена передо мной меркнет, удаляясь все дальше и дальше по мере того, как я возвращаюсь назад во времени, к тому самому моменту, когда я осознал, что мы — мои братья и я — неизбежность нашего существования.

— В чем дело?

— Я думаю, он жив.

— Я не это имел в виду, тупица.

Голоса звучат все тише и тише, в один момент становясь громче, а затем так тихо, что я начинаю задаваться вопросом, не плод ли они моего воображения. Это было бы как раз то, что нужно, не так ли? Я так долго был один, запертый в этом темном месте, и почему-то сходил с ума от желания, чтобы что-то «кто-то» присоединился ко мне.

Никто не хочет оставаться один в темноте.

Дверь в мою тюрьму со скрипом открывается, и свет проникает сквозь тени. После стольких лет привыкание к этому дается с трудом. К несчастью для меня, даже тусклый свет — это слишком много доброты. Нет, вместо этого этот свет ослепляет, и единственное, что его загораживает, — это две фигуры, стоящие в дверном проеме.

— Ты знал, что он был здесь?

— Боги знали, — говорит кто-то еще, но в остальном ответа на первый вопрос нет, и звучит он так, словно его задает мальчик моего возраста.

— Конечно, они знали, но это место предназначено только для детей Бога, у которых нет способностей. Он, очевидно… — Раздается ворчание, как будто кто-то ударил его и не дал ему продолжить. Единственный звук после — это движение тел. Пожатие плечами? Покачивание головой? Возможно. Я моргаю от слепящего света, пытаясь разглядеть тех, кто нашел меня.