Книга Царство бури и безумия, страница 18 – Люсинда Дарк

Нет! Комок подкатывает к моему горлу. Ты не боишься. Ты не чувствуешь страха. Я мысленно выкрикиваю эти слова, но от этого они не становятся правдивее. Страх цепляется за меня, как незваное чудовище, выползшее из-под кровати, чтобы нависнуть надо мной. Само его присутствие сжимает мое собственное тело, пока я не превращаюсь в крошечное пятнышко, которое я не узнаю. Я больше не та женщина, убийца, которая вынесла пытки Офелии, которая убила тех, кто гораздо могущественнее меня.

Я просто девушка. Застывшая в ужасе. Стискиваю зубы, чтобы не умолять.

Старые, зловещие воспоминания всплывают на поверхность. То, что я давным-давно похоронила. Горящий пепел в моей памяти. Снег, покрытый кровью. Сера пульсирует у меня в затылке. О, как это изуродовало Божественную частичку моей души — иметь этот проклятый осколок, вживленный мне под кожу — привязь к моему Хозяину, к жизни, которой я была вынуждена жить.

Руки Каликса бескомпромиссны, когда он толкает меня на живот. Мягкая ткань обвивается вокруг моих ног, разглаживая икры, а затем бедра. Правда, без нижнего белья. Я не думаю об этом. То, как он умудряется надеть на меня брюки и застегнуть их, не поднимая меня, является свидетельством его Божественности. Все это время я лежу там, дрожа, измученная и совершенно не в себе.

Мои губы приоткрываются, потрескавшиеся и кровоточащие, и, наконец, мне удается произнести единственное слово. — Не надо…

Я не знаю, о чем прошу. Не убивай меня? Не причиняй мне больше боли? Не дай этому случиться снова? Однако это единственное слово — единственное, что мне удается выдавить из себя, когда в поле зрения появляются те черные точки, что были раньше.

Голос Каликса похож на низкое ворчание, гром наполняет мои уши, когда я чувствую, как кровать прогибается подо мной. Я парю, в моем сознании царит смятение, когда самый пугающий из Даркхейвенов нависает надо мной, как тень Смерти, собственной персоной.

Дубовое дерево и морская соль вторгаются в мои чувства. Это не нежелательно. Я вдыхаю его, позволяя ему наполнить мои легкие, позволяя ему стать силой, которая позволяет мне побороть подступающий страх. Мои ресницы дрожат, касаясь щёк, и, несмотря на движение над моей головой — движение, которое заставляет матрас прогибаться и выгибаться странным образом — я понимаю, что не могу больше оставаться в сознании.

Свежее покалывание будит повреждённые нервы в моей спине. Какая-то густая жидкость попадает на позвоночник и впитывается в открытые раны. У меня вырывается вздох, когда я чувствую стремительный прилив Божественности — чей-то чужой Божественности — проносящейся через меня, и впитываясь в растерзанную мякоть моих мышц. По краям зрения сгущается новая тьма.

— Что… — Я прохрипела это слово, не в силах задать полноценный вопрос, поскольку Каликс прекратил то, что делал. Я понимаю, что его пах находится прямо у моей задницы. Толстый, твердый член, который может быть только железным, прижимается к изгибу моей задницы. Почему у него эрекция именно сейчас?

Смесь замешательства и отвращения прокатывается по мне. Что, черт возьми, он делает? Насколько он развратен? Новый, другой страх пронзает меня, как стрела. Он бы не…

Мое тело сотрясается в судорогах, когда вспышка боли лишает меня чувств. Горячая жидкость, гораздо менее густая, чем раньше, выплескивается мне на спину. Каликс покрывает меня ею от верхней части лопаток до поясницы. Я дергаюсь и выгибаюсь, борясь со страданием, которое поглощает меня.