Книга Царство бури и безумия, страница 201 – Люсинда Дарк

Я равнодушно пожимаю плечами. — Я не прислуга, — говорю я. — В мои обязанности не входит информировать вас о чьей-либо ситуации, если меня об этом не попросят. — Я указываю на тело, которое садовник и повар переворачивают перед тем, как входит другая горничная — не плачущая Бригита — с простыней в руках. Они берут простыню и накрывают ею тело, в то время как повар начинает выкрикивать приказы, чтобы кто-нибудь принес припасы, сделал носилки и вынес ее из комнаты до возвращения Азаи. — Она не просила меня об этом, — заканчиваю я. Не то чтобы она могла, поскольку к тому времени, когда я прибыл, она была уже давно мертва.

Мандрейк смотрит на меня еще мгновение, между нами растягивается тишина, пока шум других слуг звенит в моих ноющих ушах. Откуда-то издалека из открытой двери доносится знакомый голос. Голос Руэна.

— Что происходит? — Я слышу, как он спрашивает.

Мандрейк резко оборачивается, когда я слышу, как Бригита умоляет Руэна не заходить внутрь, но Руэн не слушает. Он широко распахивает дверь и останавливается, когда садовник быстро накрывает лицо Оливии простыней и отступает назад. Теперь по-настоящему тихо. Даже раздражающие рыдания Бригиты прекратились. Как будто все затаили дыхание, когда мой брат — мой старший брат, как сказал мне Азаи, хотя всего на несколько месяцев, — рассматривает открывшуюся перед ним сцену.

Склонив голову набок, я наблюдаю и жду его реакции. Будет ли это еще больше криков и рыданий, как тогда, когда ему снятся кошмары, о которых он отказывается рассказывать мне или кому-либо еще? Шрам, пересекающий его бровь, морщится, а лицо бледнеет. Ужас быстро переходит в печаль, а затем в апатию.

— Понятно… — Руэн отводит взгляд от простыни, прикрывающей тело моей матери, туда, где я сижу у пустого камина с нераскрытой книгой в руке. Его взгляд падает на книгу, прежде чем снова подниматься на мое лицо. Он вздыхает, как будто его не удивляет отсутствие у меня меланхолии. — Тебе следует навести здесь порядок до возвращения Азаи, — говорит Руэн Мандрейку. — Он расстроится, если его кабинет будет в таком бардаке.

Я прикусываю губу, чтобы не рассмеяться. Мы оба знаем, что Азаю будет все равно, если он не приведет гостей. Иногда он так и делает, просто чтобы ненадолго поиграть в хаус. Некоторые из его Божественных любовниц отказываются заводить собственных детей, поскольку в конце концов их просто заберут, поэтому он позволяет им наряжать Руэна и меня и играть в семью.

Именно от Азаи я узнал о своей роли. Вещи можно ломать и заменять, а люди как куклы. Вы одеваете их, вы владеете ими и заботитесь о них, но, в конце концов, единственная реальная ценность, которую они представляют, — это то, что они могут сделать для вас. Оливия ничего не сделала для меня с тех пор, как родила меня. Таким образом, ее смерть… хотя и доставила неудобства в этой домашней суматохе, не была неожиданной и уж точно не стала какой-то переломной точкой. Ее смерть никак не повлияет на мою жизнь. Хотя я уверен, что она хотела наказать Азаи, мы с Руэном знаем, что когда он узнает об этом, его это будет волновать еще меньше, чем нас.

Наблюдая за моим братом, когда Мандрейк, кажется, поник от разочарования и небольшого опасения, он кивает Руэну и начинает помогать другим слугам убирать беспорядок, который Оливия устроила после своего самоубийства.