Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 144 – Люсинда Дарк

— За что ты извиняешься? — Спрашивает Руэн, но я не отвечаю. В любом случае, эти слова были адресованы не ему. Они были для нее.

Прижимая обе руки к ее кровоточащей ране, я склоняю лоб к боку кабана и закрываю глаза, сдерживая слезы, которые хотят хлынуть по моим щекам. Как я могу заставить их увидеть? Как я могу рассказать им так, чтобы они поверили? Как я могу заставить их понять?

Последняя часть клятвы Македонии эхом отдается в моей голове.

Не чувствуй своей плотью.

Мои глаза открываются. Пульсация крови из раны замедлилась до струйки на кончиках моих пальцев — как будто она больше не течет в ответ на то, что сердце пытается биться на пределе своих возможностей. Я бросаю взгляд на лицо кабана, обнаруживая, что ее глаза открыты и ничего не видят. Там пустота. Я стискиваю челюсти так сильно, что чувствую, как что-то хрустит, и боль пронзает кость под ухом.

Она не меняется, она остается в форме животного. Меня это бесит. Это не она. Она не животное.

Не чувствуй своей плотью.

Я не великий воин, каким хочет видеть меня Кэдмон. Я не бесчувственный ассасин, каким пыталась сделать меня Офелия. Но я также не могу оставить ее в таком состоянии. Я не знаю, что я, черт возьми, делаю, когда снова призываю свои тени. Они выскальзывают из ее остывающего тела, чтобы обернуться вокруг ее плоти.

Руэн и Теос поднимаются на ноги и отступают назад, когда я заставляю тени поднять ее в воздух. Я наклоняюсь и снимаю кинжал с пояса, оставляя два кинжала, прикрепленных по обе стороны груди, на месте. Переворачивая ладонь, я чувствую, как коллективная тишина воцаряется на поляне, когда я провожу кончиком оружия по своей плоти, наблюдая за ручьем алой крови, которая появляется в одно мгновение.

Шум ветра стихает. Шелест листьев, щебетание настоящих животных и насекомых — все стихает. Даже Даркхейвены, кажется, не дышат у меня за спиной, когда я протягиваю свое подношение теням. Они охотно принимают его, поглощая мою кровь — высасывая ее в темноту, которой я окутала тело кабана. Они двигаются все быстрее и быстрее, все признаки животного внутри скрыты от глаз, когда они окутывают ее тело.

Мое сердце бешено колотится в груди, когда я опускаю руку. Единственная капля крови падает на грязь, прежде чем рана начинает затягиваться — гораздо медленнее, чем следовало бы. К тому времени, как она приземляется на землю, тени уже опускают некогда животное обратно на траву. Я делаю глубокий вдох и зову их обратно к себе.

Они рассеиваются в одно мгновение и открывают правду, которую Марал не понял бы и не поверил.

— Клянусь Богами… — Шепчет Теос, потрясенный от открывшегося перед ним зрелища.

Ноги в сапогах движутся вперед, пока все трое не оказываются по бокам от меня, уставившись на свежую сцену перед ними. Опускаясь на одно согнутое колено, я дотягиваюсь до открытых глаз обнаженной девушки — того же цвета, что и ее глаза кабана, — и закрываю их.

— Эта охота — не более чем фарс. — Хотя они и знают это, я не могу удержаться, чтобы не произнести слова, которые вырываются у меня из горла. — Мы можем быть охотниками в этом мире, но мы никогда не должны забывать… — Я поднимаю свой взгляд на них, — как быстро охотники становятся добычей.

Глава 34

Кайра

Утро быстро сменяется днем, и, несмотря на недавнюю зимнюю прохладу, витающую в воздухе, пот покрывает мой затылок и стекает за воротник туники. Каликс, Руэн и я оставляем убитую Смертную Богиню, что бы Теос похоронил ее. Какое бы заклинание мне ни удалось создать, чтобы разрушить то, которое скрывало ее истинную форму, очевидно, оно не сработало на всех других учениках, которых Боги изменили для этой их Охоты. В противном случае мы бы услышали крики недоверия и ужаса в лесу.