Книга Прибежище из серы и тьмы, страница 194 – Люсинда Дарк

Я вскакиваю с места и бросаюсь вперед. С каждым шагом мои ноги растут, поднимая меня все выше и выше, пока я не достигаю своего естественного роста, а не девятилетней девочки. Я обнимаю отца и прижимаюсь к нему.

— Я люблю тебя, — шепчу я. — Прости меня. — Маленькие ленты теней появляются вдоль моих предплечий, скручиваясь от меня вниз, пока не образуют подобие занавеса, колышущегося вокруг меня.

— Ну, ну, тише, — успокаивает меня отец своим глубоким баритоном. — Тут не за что извинятся, малышка. — Он делает паузу, затем берёт меня за руки и мягко отстраняет. — А теперь, как бы я ни был вне себя от счастья снова тебя увидеть, тебе пора уходить.

Я смотрю на входную дверь нашего домика, сквозь щели в которой пробивается необычный свет. — Ты все еще думаешь о ней? — Спрашиваю я.

Мой вопрос встречает тишина, и я заставляю себя снова посмотреть ему в глаза. В ту секунду, когда наши взгляды встречаются, он отвечает. — Каждую секунду, пока она вдали от меня, — бормочет мой отец. — Так же, как и о тебе, малышка.

Еще больше слез стекает по моему лицу. На этот раз я не чувствую себя слабой, выпуская их наружу.

— Иди. — Отец указывает на дверь. — Они ждут.

Поворачиваясь, я выполняю команду, хватаюсь за ручку двери и открываю ее, не оглядываясь, пока весь мир не вспыхивает белым светом, потому что тьма здесь — это я.

Я прихожу в себя, задыхаясь, сев на каменной платформе только для того, чтобы меня толкнули обратно. — Хватит! — Кричит Трифон, его лицо превращается в маску гнева, когда он нависает надо мной с клинком в руке. Подставляя щеку, когда она царапает камень, я обнаруживаю, что мы не одни.

Тело Ариадны представляет собой распростертую груду конечностей на ступенях под помостом, а Даркхейвены стоят на коленях с обнаженными и истекающими кровью телами, а за их спинами стоят различные Боги. Тяжело дышащий, изрезанный Азаи, сжимающий Теоса за шею. Разъяренная Гигея, вцепившаяся в тело Руэна, впившись ногтями в его плечо. Мрачная Македония и заплаканная Данаи по обе стороны от Каликса, который выглядит еще более диким, чем вся сцена.

Его ноздри раздуваются, и вокруг него вьются змеи, кусая каждый кусочек плоти, к которому они могут подобраться. Эти змеи ползут по конечностям Данаи и Македонии, обвиваются вокруг их запястий и ног, словно контролируя их движения. Черные вены изгибаются дугой на шеях Богинь, а их губы тускло-фиолетового цвета — змеиный яд.

Они сотрудничали с Трифоном не по своей воле.

Однако из всех них Кэдмон ближе всех, поскольку он стоит перед Трифоном и мной на противоположной стороне платформы от Царя Богов.

— Если ты убьешь ее, то пожалеешь об этом, — говорит Кэдмон, не сводя глаз с Царя Богов.

— Ее сила поддержит меня на долгие века! — Глаза Трифона безумны, а клинок в его ладони дрожит, как будто он пытается заставить себя двигаться, но слова Кэдмона останавливают его.

— Ее убийство положит конец твоему правлению, — предупреждает его Кэдмон. — Это приведет к твоей гибели. Послушай меня, старый друг. Ты не хочешь этого делать.

Переводя взгляд между ними, я вижу, как напрягаются глаза Трифона. Вопрос уже не в том, чего он хочет — я понимаю это. Дрожь в руках, нервные подёргивания, беглый взгляд, с которым он осматривает всё вокруг. И то, с какой лёгкостью мне удалось ранить Царя Богов — пусть я и не убила его. Всё это — признаки. Я уже видела такие глаза — у наркоманов, в тёмных переулках.