Книга Развод с императором драконов, страница 111 – Юлия Ханевская

— Такой вариант устроит твое сердце?

Я не была в Лаэнторе уже много недель — с того самого дня, как Тьма схватила меня с помощью виверна и унесла в пещеру.

Даже теперь, когда на щиколотке сверкал защитный браслет, Рэйдар не отпускал меня одну. Его охрана следовала за мной неотступно — в коридорах, в саду, даже в храме при дворце. Он говорил, что это необходимость, а не недоверие. Я же видела в этом другое: страх.

Не за себя — за меня.

Но о том, что в Лаэнторе кипит работа я все равно знала — со слов Рэйдара.

Каждый вечер он заходил в мои покои и рассказывал, как идут дела.

Мастера поднимали новые стены, латали проломы в башнях, усиливали опоры. Каменные арки снова становились гладкими, крыши перекрывались свежей черепицей. Маги денно и нощно работали над укреплением защитных барьеров, возводили новые круги, вживляли руны в основание замка.

Во дворах они чертили магические символы прямо на земле — узоры, похожие на солнца, переплетенные с языками пламени.

Эти знаки должны были впитаться в грунт и сделать Лаэнтор неприступным даже для Тьмы.

Виверны больше не тревожили западные рубежи, они вообще не давали о себе знать, что странно. Но старые враги сейчас мало интересовали императора. Все внимание требовалось сосредоточить на другом.

Я наблюдала за Рэйдаром, за всем, что он делал, и не переставала удивляться.

Этот мужчина, который когда-то умел лишь приказывать и разрушать, теперь создавал.

Он превратил Лаэнтор в неприступную крепость. Он не давил на меня, а считался с моими чувствами и желаниями.

А еще, он не просто хотел на время покинуть этот дворец — он собирался использовать его.

План Рэйдара оказался дерзким и безумно опасным, но именно поэтому — достойным дракона.

Он приказал вывезти из дворца все, что имело хоть какую-то ценность. Магические артефакты, книги, документы, свитки, редкие зелья и древние клинки — все отправляли под надежной охраной в Лаэнтор.

Я сначала не понимала — зачем такая спешка, зачем опустошать сердце империи. Но потом услышала, как он, стоя у окна, коротко сказал одному из магов:

— Когда Тьма вернется, найдет здесь только голые стены. Они станут ее последним пристанищем. Ее могилой.

Тогда я поняла.

Он хотел превратить дворец в ловушку.

Рэйдар отдавал приказы коротко, четко, не повышая голоса. Казалось, будто огонь в нем стал холоднее, собраннее. Даже в самых простых движениях — когда он поправлял перчатку, когда разворачивался к очередному советнику — чувствовалась власть. Но не та, прежняя, надменная. Теперь это была власть человека, который пережил бурю и выбрал путь заново.

Все, что напоминало о Лисанне, что когда-то было ей любо — зеркала, гобелены, статуи — оставалось здесь.

Пусть Тьма снова почувствует привычные следы, пусть потянется к ним.

Он намеревался заманить ее в пустое сердце империи и обрушить на нее все, что могло уничтожить — свет, огонь, магию, саму суть драконьего пламени.

Я смотрела на него — сосредоточенного, молчаливого, с тенью под глазами, — и ощущала, как в груди все холодеет.

Это был риск. Слишком большой. Но он шел на него без колебаний.

Я не ожидала от него таких шагов.

Не думала, что он пожертвует дворцом, согласится отпустить меня в Лаэнтор, да еще придумает на основе этой идеи план по приманке для Тьмы.

Когда-то я считала, что он не умеет идти на уступки — он приказывает, распоряжается, стоит на своем мнении.