Книга Рапунцель: принцесса без башни, страница 17 – Надежда Мамаева

«Да чтоб тебя! – подумала я. Вой начал набирать тональность, намекая, что не скоро прекратится. – Да чтоб меня!» – пронеслось в мозгу, и я с остервенением, откинув одеяло, направилась к двери.

На пороге сидела рысь, глядя на весь белый свет (хотя скорее – уже густые сумерки) несчастными-разнесчастными глазами. Будто ее лишили доступа ко всему жизненно необходимому в этом мире. Даже к воздуху! И любви с почесыванием мохнатого пузика! Насовсем.

– И что?.. – протянула я глубокомысленно.

«И все!» – мяукнув, всем своим гордо-безмолвным видом ответила мне рысь и тут же каплей ртути просочилась в комнату, чтобы разлечься на постели. Моей! На эту ночь – точно моей!

Но у кисы, кажется, было иное мнение: она возжелала взять реванш и новые земли методом вытеснения противника. Ну уж нет!

В свое время я читала трактат «Искусство боя на поле и за столом переговоров». Но никогда не думала, что буду применять полученные знания против рыси!

Решительно выдохнув, пошла на приступ собственной постели.

Рысь вопросительно подняла морду, мол, что тебе здесь нужно, презренная бесшерстная?

Я на этот демарш наглядно показала, что именно: взялась за край одеяла, приподняла его и начала наступление на матрац, вытесняя мохнатую оккупантку. Та какое-то время делала вид, что у нее все под контролем, а упитанная пятнистая попа, которая движется к краю кровати – задуманный стратегический маневр. Но ровно до тех пор, пока я рысь не победила. И даже не я, а сила гравитации, и пушистая с возмущенным «мяу» не грохнулась на пол.

Жаль только, что на этом она не сдалась и запрыгнула на постель повторно. Правда, уже по всем правилам дипломатии, заняв лишь половину ложа. Я не стала возражать. Как говорится, проигравшей стороне положены некоторые уступки со стороны победителя. «Иначе озлобленные лишенцы вскоре возжелают вернуть все утраченное и начнется новый виток конфликта», – вспомнилась цитата из того самого трактата.

Решив, что мыслители древности ерунды не скажут, я натянула одеяло до ушей и сама не заметила, как под урчание большой кисы, греясь о ее теплый бок, начала задремывать.

Рысь же стала умываться. А когда я почти уснула – она и вовсе ткнулась мордой в грудь. Рука сама собой погрузилась в густой, невероятно мягкий мех, поглаживая. И пока я чесала эту паразитку за ушком, она довольно урчала. Но стоило пальцам опуститься ниже, на пятнистый, чуть влажный после вылизывания бок, как я услышала ворчливое «мяу». Кажется, на кошачьем это было: «Куда по помытому!»

Ну я и убрала ладонь. Не надо, так не надо: буду уважать власть рыси, а она, надеюсь, мою.

Это была последняя связная мысль перед тем, как я отрубилась. А проснулась от тишины и холода. Бок никто не грел, под ухом не урчал, зато тело била дрожь. Казалось, дом за ночь выстудило почище, чем продуваемую всеми ветрами смотровую башню замка в лютый мороз. Одеяло стало ледяным и влажным. А на улице белел не рассвет – густой, точно молоко, туман.

Я, зябко ежась, встала с постели и подошла к окну, чтобы получше рассмотреть эту пелену, стелившуюся по земле.

Да уж… В таком и заблудиться немудрено. Хотя не ливень – уже хорошо. Уходить в него было бы куда хуже. А то, что покидать дом придется, – это факт. И раз я заверила психа, что уйду на рассвете, значит нужно уходить. Потому как я, пусть и сбежала из замка, дочерью короля от этого быть не перестала. А аристократ тем и отличается от простолюдина, что если уж дал слово, то не может забрать его обратно, как обманщик-наперсточник – монету у простака. Да и не могла я заставить желать Сыча меньшего, чем ему уже обещала.