Книга И всюду слышен шепот Тьмы, страница 46 – Джой Моен

– Эм… Нет, спасибо, не сейчас.

За всех ответила Зоэ-Моник Гобей, все-таки сделав пару глотков из своей бутылки. Она не собиралась напиваться и тем более употреблять нечто столь сомнительного происхождения, лишь на миг поразмыслив о том, что, может быть, кошмары в спутанном сознании и сами запутались бы, потеряв девушку как свой ориентир.

– Как хотите. Ну что, poupée^[34], сыграй же нам!

– А я подыграю! – громко сказала Арлетт, стараясь перекричать неутихающий гомон, доставая из сумки флейту и подмигивая подругам. Моник хотелось, чтобы прямо сейчас в комнату вошел Эрве, развеял грусть, разлившуюся теплым напитком по душе, увидел ее, такую красивую, и взгляд его черных глаз неотрывно следовал бы за ней, передавая все чувства без слов. Последний раз посмотрев на дверной проем, в котором не было Эрве, Зоэ-Моник, закусив губу, пустила из-под пальцев печальную мелодию, которую транслировало ее сердце.

Строки, сочиненные в ночи совсем недавно, сами срывались с губ. Впервые Моник Гобей исполняла пред аудиторией собственную музыку, не чувствуя себя при этом самозванкой, словно ее сочинения имели полное право звучать наравне с известными хитами, но на деле девушку успокаивала мысль о том, что услышат песню только ее подруги и парочка незнакомцев, с которыми она видится в первый и последний раз. К тому же все присутствующие были изрядно накачаны алкоголем, едва ли они вспомнят пик ее славы, когда на следующий день их головы станут разрываться от боли. Тонкая флейта мягко разбавила гитарные переходы, вселяя в мелодию надежду на то, что маленькая девочка в конце своего пути через лес все же доберется до дома благополучно.

Зоэ-Моник закрыла глаза, произнося близкие сердцу строки о дьяволе, прячущемся в тенях, и ребенке, не имеющем столько силы для противостояния злу, а потому не видела, как слова роднили каждого, кому повезло их услышать. Печаль невидимыми пылинками переносилась от существа к существу, как если бы каждый присутствующий держал факел, передавая друг другу часть собственного вечного огня, поджигая ближний до тех пор, пока дом не облачился в полнейшую тишину. Существа ручейками стекались в зал, чтобы послушать историю, исполняемую нежным, но сильным женским меццо-сопрано^[35].

– Хватит… – раздался рядом едва слышимый молящий голос незнакомца, но Моник даже не придала ему значения, переходя к не менее грустной развязке. Арлетт бросила на парня, безэмоционально уставившегося перед собой и сжимающего ткань своих брюк, недоуменный взгляд, не понимая, к кому конкретно обращалась мольба юноши, но все же продолжила играть.

– Я сказал, прекрати!! Хватит петь!!!

С этими словами парень вскочил с места, выхватил гитару из рук Моник, игнорируя поднявшиеся в зале крики. Он замахнулся на девушку, отпрянувшую в испуге; красные глаза друга Флавьена были налиты кровью. Злостью, которую он испытывал, можно было резать, будто пилой, до самых костей. Однако после гнев сменился сдавленными рыданиями, парень начал рьяно молотить инструментом об пол, стену, крушить вещи вокруг себя, выкрикивая ругательства.

– Анж, дружище, что ты делаешь, успокойся!

Флавьен осторожно, вытянув дрожащую руку, двинулся к другу, будто стараясь усмирить раненого зверя, но Анж дернулся, с криком бросившись в сторону Моник, и отшвырнул прочь оставшийся в руках гриф к остальным деревянным ошметкам, валяющимся на полу. Если бы не плечо Флавьена, он бы добрался до девушки, и последствия могли бы быть неутешительными. От напряжения вены вздулись на его шее под кожей, даже гладко выбритая голова Анжа покраснела и пошла пятнами.