Книга По другую сторону Алисы, страница 115 – Алена Тимофеева

В смерти нет абсолютно ничего романтичного, как представляется обывателям, ни разу в жизни не видевшим трупов. Это полное дерьмо. Когда умирает кто-то близкий, окружающие хотят видеть твои слезы, страдания, пышные похороны, и чем больше ты на них тратишься, тем сильнее горюешь. Эти падальщики только и ждут, когда ты оступишься и упадешь с пьедестала их надуманных моральных устоев. Потом начнутся вопросы и комментарии: «Почему она не плачет? Совсем не любила, наверное», «Посмотри на гроб, самый дешевый выбрала, небось», «Как думаешь, я помогла ему организовать отпевание, он потом поблагодарит меня за это?» Ненавижу. Переживая утрату, не задумываешься, достаточно пролила слез или нет, просто стараешься не сдохнуть следующей.

Мрачно наблюдая за тем, как завывает и умывается слезами, уже смешавшимися с соплями, Роксана, я ощущала себя тем самым «падальщиком», поскольку у меня в голове вращалась лишь одна мысль: «Дэвид, по всей видимости, ей приходился как минимум отцом родным». Хотя, исходя из возраста, скорее, мужем. Ну или ее просто пугала неизвестность, может, издательство сгинет вместе с господином Падояном. Я поражалась собственной циничности и черствости. А может, для меня смерть уже становилась привычным делом. Сразу вспомнилась белая стена из недавнего кошмара. Еще один камень приобрел багровый цвет.

– Элис, пойдем на воздух, здесь стало невозможно дышать. – Джулия, дернув мой рукав, вытянула меня из засасывающего болота злости. Я брезгливо поморщилась, обходя секретаршу, что заходилась в стенаниях, и проследовала к выходу из редакции за почти бегущей Сэлотто. Я с удивлением обнаружила, что журналистка начала подниматься по лестнице.

– Мы разве не на улицу? – окликнула я Джулию. Та обернулась.

– На крышу, там тихо и никто не будет донимать расспросами, как у входа в здание. – Я заметила дорожки слез на ее щеках. Святой был редактор. Да что со мной не так?

На крыше ветер дул гораздо сильнее, чем внизу на улице, но это было именно то, что мне сейчас и требовалось. Если бы он еще смел прочь все эти ненужные мысли из головы, да и воспоминания прошлого года прихватил. Раздался щелчок зажигалки. Я подняла взгляд на сделавшую смачную затяжку Джулию. Ветер донес до меня сигаретный дым, от которого моментально заслезились глаза.

– Извини, – Сэлотто развеяла рукой сизое облако. Я едва приподняла уголки губ, даже не смогла выдавить из себя подобие улыбки. В редакции я единственная не плакала.

– Что будет с издательством? Кто будет редактором? И кому вообще принадлежит газета?

Журналистка замахала свободной рукой, словно отгоняя от себя посыпавшиеся градом вопросы.

– Давно все известно. Сын Дэвида, Артур, его заменит. – Джулия усмехнулась, почесав ребром ладони лоб. Дрогнувшая в пальцах сигарета едва не подпалила короткие волосы каштанового цвета, которые, казалось, чуть отросли со дня нашего знакомства со старшей Сэлотто. Вспомнив при этом ее младшую сестру, Марту, я не сдержала мелкой дрожи. Бедняжка. Кто же с ней это сделал? Джулия узнала призрачного нападавшего, но наотрез отказалась говорить о нем.

– Тебе холодно? Хочешь, пойдем обратно? – обратилась ко мне Сэлотто. Я отрицательно мотнула головой.

– Тебя совсем не смущает, каким образом умерший на лестнице начальник провел с нами собеседование? – Агрессия захлестнула меня неукротимой волной. Почему Джулия такая спокойная? Сэлотто поджала свои пухлые губы и прищурилась.