Книга Лисы и Волки, страница 80 – Лиза Белоусова

Логовом Изенгрин называл однушку на окраине. Посреди зала-спальни висела груша, занимающая больше места, чем узкий диван, телевизор – новая модель, наверняка из столичного магазина, электронная плита, микроволновка, духовка.

Квартира располагалась в пятиэтажке, теряющейся среди лесов ей подобных. Если ты новенький в городе, легко заплутаешь – номеров нет, развешенные на балконах вещи всюду одинаковые. Набрав простой код, я вошел в дом и направился на четвертый этаж. В коридоре пахло мочой, в углах валялся мусор, распахнутые почтовые ящики забивались бумагами. Холод стоял еще более пробирающий, чем на улице. И как жить в таких условиях? Как Изенгрин, когда-то купающийся в роскоши, терпит подобное?

Я бы на его месте свалил в Лондон и любовался видом башни Елизаветы на восходе и закате, а не торчал в этой норе. Но нет, у нас война, у нас цель… Интересно, кто подал идею устроить такое специфическое поле битвы – Лис или Волк?

Отличив нужную дверь по лежащему рядом коврику, черному в полоску, я нажал на звонок и принялся ждать. Нос уже отмерз, и я был бы не прочь глотнуть чая. Ключ повернулся в скважине, послышался щелчок верхнего замка, и в лицо ударило приятное тепло.

– Наконец-то! – просочился в прихожую я. – Мороз бешеный! Как у тебя хорошо-о-о!

– Проходи в зал, – безразлично произнес Изенгрин. – Мы с Гери ждем.

– С Гери? – выгнул бровь я. – Боюсь даже представить, что настолько важное могло произойти, раз ты устроил с ним посиделки. Неужели конец света близок? Да нет. Всадники Апокалипсиса должны были появиться, чтобы ты запустил нас в одно помещение.

С младшим волком мы не ладили. Даже больше: я его люто ненавидел, а он меня презирал, хотя на людях приходилось играть стандартные отношения между враждующими лагерями – неприязнь, но не более того. В реальности же некоторые стычки между нами не оканчивались даже простой дракой – заходило куда дальше. Однажды я в порыве ярости проткнул ему насквозь мочку уха, и теперь он ходил с тоннелями, чтобы шрамы были не так заметны. У меня же от него остался целый набор узоров на спине.

Изенгрин строго сложил руки на груди:

– Будь добр, в этот раз держи себя в рамках приличия. Дело важное.

Наверное, именно так отцы смотрят на оплошавших детей.

Я ухмыльнулся:

– Тут уж как получится, не только от меня зависит, чем твоя затея закончится. Надеюсь, ты устроил Гери ликбез.

– Не сомневайся.

Изенгрин терпеливо ждал, прислонившись к выступающему углу и наблюдая за каждым моим движением, пока я снимал пальто и вешал его в коридорный шкаф, будто боялся, что я совершу какой-то необдуманный поступок. Прежде чем впустить меня в зал, он еще раз предупреждающе покачал головой, мол, не нарывайся. Я поднял руки в защитном жесте, дескать, буду херувимом.

За время моего отсутствия здесь ничего не изменилось. Все та же груша над чистеньким вычищенным ковром, узкий кожаный диван с подушкой и горкой одеял у подлокотников, протертое кресло и застеленный бумагами журнальный стол. Возле полок с книгами на полу, аккуратно прислоненный к шкафу, стоял портфель, а рядом с ним ровной стопочкой были сложены учебники и тетради. В противовес внешнему порядку – фантики возле телевизора, забитая чертежами мусорная корзина.

– Приперся наконец.

– К твоей беде, да, – оскалился я, смерив развалившегося в кресле Гери, покуривающего сигарету, презрительным взглядом.