Книга Война и потусторонний мир, страница 105 – Дарья Раскина

О, эти слова упали нужными семенами в самые свежие борозды на сердце. Отомстить Кощею за смерть эскадрона и уберечь от предательской ловушки других – об этом она не смела и мечтать, а теперь мысль проросла репьем и кололась.

Почувствовав слабину, Синица заговорила с большей страстью:

– Там ты соринка, у меня же каждый боец – герой, каждый соловей – часть победы. Мы вместе деремся и вместе празднуем, и вместе умрем, зато за благое дело. Мы одни знаем, что мировыми Кощея не усмирить. Ледяная дева думает, бумажками остановит его, а ведь вот он, уже нарушает договоры. Она ему палец, а он ей вот-вот всю руку откусит – всю Потустороннюю Россию чернотой своей заполонит. Мой отец знал это – за свое знание и поплатился.

Александра обвела взглядом изумрудные курильницы, фарфоровые вазы и тончайший муслиновый балдахин золоченой нити.

– Ягина говорила, не только за это.

Синица глянула на нее с прищуром:

– А как без денег сено лошадям и пшено людям покупать? – Она хлопнула себя по коленям, и усыпанные рубинами браслеты на ее запястьях гулко звякнули.

– Не могу. – Александра отвела взгляд. – Я присягнул своему императору и не могу изменить клятве.

– Да послушай меня, Быстров, Кощею ведь всего мало, он скоро и за Живую примется. И тогда француз вам так, комаром надоедучим покажется: мертвяки поднимутся с погостов и пойдут в охоту за мясом.

– Вот тогда и приду к тебе, – сказала Александра.

Синица посмотрела хмуро, будто собираясь ругаться, но наконец расправила брови. Отвернувшись, она прошлась по комнате, попутно пнула пару подушек и остановилась. Стянула кафтан, оставаясь в тонкой шелковой сорочке. Вернувшись, снова села, теперь еще ближе, и опустила тяжелую ладонь Александре на колено.

– Пусть будет по-твоему, – сказала она веско. Грудь ее поднялась и опустилась. – Отпущу тебя. И даже коляску дам тебе с Ягинкой, и золота местного, чтобы путь в Живую Россию себе выкупил.

Казалось, разговор окончен, но Синица не убрала руку, а наоборот, легонько сжала колено. Пальцы ее, крепкие, с короткими плоскими ногтями, ощущались непривычным теплом на коже. Воздух загустел, затуманил голову медом, мысли тянулись, словно тугие капли с ложки. Музыка из общего зала теперь лилась другая, стала тягучей и плавной, пробираясь мурашками под доломан.

– Ну раз уж воевать со мной ты не хочешь, так, может, хоть отпразднуешь? – спросила Синица. Тепло от ее ладони двинулось вверх, обжигая.

Александра задохнулась. Тело задеревенело от ужаса.

– Госпожа Синица…

Она отклонилась, но Синица придвинулась и нависла, прижимая к мехам своим сильным жилистым телом.

– Понравился ты мне. – Эти слова, сказанные и раньше, звучали теперь совсем по-другому. Висок защекотало шепотное: – На одну ночь оставайся… теплом делиться будем…

Александра попыталась отстраниться, взять за плечо, но в темноте попала в мягкое, отдернула руку…

И вдруг:

– Ох!

Синица распрямилась. Вгляделась в нее. Долго молчала, видимо, заново оценивая то, чему уже имела понимание. Посмотрев еще, она кивнула на занавеску, за которой недавно исчезла Ягина:

– Она знает?

Александра покачала головой.

Синица подалась назад. Немного помолчав, она обхватила ладонями щеки Александры и прижалась губами между бровей, крепко и горячо, но совсем по-простому. Хотела что-то сказать, но была прервана грохотом и звоном и последующими возмущенными воплями из общего зала.