Книга Война и потусторонний мир, страница 77 – Дарья Раскина

Бахнула дверь, отчеканили шаги. Александра едва слышала и смутно сознавала, как к ней приблизились, как над ней склонились. Едва пальцы коснулись мундира, она мгновенно опомнилась. Ухватилась за ворот.

– Я сам… – прохрипела она, хоть язык ощущался мертвым, – я сам.

– Да… да, конечно… – сказал Константин, отступая.

В руку Александре ткнулась плоская железная банка. Мазь внутри оказалась другой: более густой, темной и совсем не так пахла – не ладаном, а медом. Приоткрыв доломан и поддернув рубашку, Александра втерла щедрую горсть в больное место – и облегчение пришло в ту же минуту. Голова прояснилась, будто с молока сняли пенку.

– Мазь из личных запасов его величества, – объяснил Константин. – Должна помочь, а не просто снять боль. Отец сказал, чтобы вы взяли с собой остатки, в пути может понадобиться.

При упоминании Кощея Александра остановилась, сомневаясь, но мысли стали слишком четки, а дыхание чисто, чтобы отказываться, и она сунула баночку в карман.

– Если вам лучше, мы можем отправляться, – сказал Константин, щелкая застежками чемодана.

– Ваше высочество, позволено ли мне будет получить мою саблю? – спросила Александра, поднимаясь.

– Боюсь, это невозможно, – ответил Константин. Он подошел к насесту и протянул руку, позволяя нетопырю перебраться на рукав. – К тому же здесь ваше оружие не имеет никакой силы.

– Но как тогда предполагается, я должен охранять вас? – удивилась Александра. И тут же сама догадалась: – Ах, я буду для вас источником тепла.

«Поздравь меня, Петро, я, кажется, боров, которого армия берет с собой в подводе, чтобы при надобности зарезать…»

Константин окинул ее прищуренным взглядом.

– Можете быть покойны, я не собираюсь трогать вас и пальцем, мое прикосновение убьет вас, – сказал он холодно. – А насчет вашей сабли я распорядился – она будет устроена в багаже.

От одной мысли, что скелетные руки коснутся отцовского подарка, Александру передернуло. Однако вслух она сказала:

– Благодарю вас, ваше высочество.

Заметив на столе кувшин, она наполнила фляжку и прицепила на пояс – без воды она так и не научилась обходиться. Другие гусары подтрунивали, считая, что там что-то покрепче, но насмешки были лучше мучительной жажды.

Переступив порог, она проследовала за Константином по пустынным коридорам на улицу, в промозглое туманное утро. Мимо с поклонами шмыгали лакеи, важно кивали камердинеры, шуршали платьями камеристки. Дворец медленно просыпался.

Царская походная карета, черная с серебристыми знаками, запряженная шестеркой огненных лошадей, ждала их у выхода с главного двора. Вокруг скучал конвой скелетных гвардейцев в черных мундирах и высоких бараньих шапках, они негромко переговаривались, поддевая друг друга локтями и клацая в смехе зубами, а при виде цесаревича вытянулись и отдали честь. Их главный, полусгнивший мертвец в генеральской двууголке и с золотыми эполетами, чеканно поклонился.

– Позволено ли мне будет ехать верхом? – спросила Александра, разглядывая блестящие черные гривы и вздрагивающие шеи огненной шестерки.

– Вам не справиться с мертвым жеребцом, – ответил Константин.

– Я гусар, вся моя жизнь в седле! – возразила Александра. – Я справлюсь!

– Его величество распорядился – вы поедете в карете.

Александра опустила голову, нечего было и думать спорить. Но слушая нетерпеливое фырканье и перестук копыт, она с горем вспомнила доброго верного Делира – и то, что его больше никогда не будет с ней рядом. И ведь ей даже не удалось его оплакать!