Книга Тысяча эпох. Искупление, страница 86 – Адела Кэтчер

Лун Ань слушал его, не перебивая, но, даже когда он замолчал, ничего не сказал.

– И почему людям так нравится задирать тех, кто им ответить не может? – произнес Ван Цин, повернувшись к кровати, на которой спал Го Юн.

– Это человеческая природа, – сказал Лун Ань. – По той же причине люди бросают вещи в пылу гнева.

Ван Цин покачал головой:

– Дерьмовая это природа, Лун Ань. Фа Линь тоже постоянно все пинает и швыряется телефонами, но он никогда не обижал девчонок. Детей – тем более. Разве это честно: когда ты пытаешься продемонстрировать силу на том, кто заведомо слабее тебя?

– Нет. Нечестно.

– Меня это всегда бесило. Куан Ли говорит, что у меня обостренное чувство справедливости. А еще комплекс героя, чуть не забыл, – Ван Цин снова перевел на него взгляд и усмехнулся.

Лун Ань взял в руки лежавшую рядом в неровной стопке книжку, открытую на середине. На картинке был нарисован воин с боевым луком. Тетива была натянута – казалось, что стрела вот-вот сорвется с нее и полетит быстро, как молния. Вряд ли Го Юн понимал то, что описывала эта сказка, так как еще был слишком мал.

– Это правильно, что мы не сообщаем никуда, Лун Ань? – спросил Ван Цин, когда он снова поднял на него глаза. – Об А-Юне. Я не хочу, чтобы его отправили в детдом. Я там был, меня как-то приглашали к ним на благотворительный праздник. Нет там ничего хорошего.

– Я знаю.

– Знаешь?

– Я жил в детском доме около месяца после смерти матери.

Ван Цин заметно вздрогнул и округлил глаза.

– Ты жил в детдоме? Но… ты упоминал отца, я думал…

– Отец был не в себе после того, как умерла мать, – ответил Лун Ань. – Он забрал меня, когда смог.

Ван Цин растерянно смотрел на него.

– Сколько тебе было лет? – тихо спросил он.

– Шесть. Но я хорошо все помню.

– Прости, – пробормотал Ван Цин. – Я не хотел тебе напоминать об этом. Мне очень жаль.

– Все в порядке.

Лун Ань не врал – это действительно давно в прошлом. Их отношения с отцом были прохладными, и он привык к этому. Они даже не созванивались в дни рождения.

Ван Цин прочистил горло и снова зашуршал коробками.

– Ну вот, теперь мы знаем друг о друге чуточку больше. Это же хорошо, верно, Лун Ань?

– Угу.

Он уже много лет никому об этом не рассказывал, но Ван Цину сказать оказалось легко. Он располагал к себе; от него не ощущалось ни фальши, ни жалости. Только теплое сочувствие и открытость. Лун Ань закрыл книгу, которую все еще держал в руках, и положил ее на место. Го Юн пробубнил что-то во сне и перевернулся на другой бок, сбив одеяло.

Ван Цин поднялся на ноги и подошел к кровати, чтобы его поправить.

– Ох, уже почти полночь. Похоже, бессонница входит у нас в привычку, – сказал он, достав из кармана джинсов телефон. – Тебе еще не нужно домой?

Лун Ань покачал головой. Ван Цин вернулся на коврик, но сел не напротив, как до этого, а рядом. От его плеча шло тепло.

– Я тебе кое-что покажу, – продолжая улыбаться, Ван Цин копался в телефоне. – Если это не убедит тебя пойти со мной в пещеры, я крайне удивлюсь. Смотри.

Он повернул к Лун Аню экран с фотографиями подземных ходов и туннелей с неровными каменистыми сводами. Ван Цин перелистнул галерею снимков, показывая еще один – с озером, вода в котором была похожа на густую черную смолу из-за неподвижности и отсутствия солнечного света.

– Красиво?