Книга Солнцестояние, страница 139 – Кэтрин Болфинч, Александра Нокс, Юлия Мухина, и др.

Сереге отчего-то подумалось: а что, если это он? Нет, не в смысле миттельшнауцер, а… что, если отца дядь Фархат порешил? Он и десять лет назад был немолодым. А отец – Паша Трипак – как раз начинал входить в силу. Двадцать пять – самое время, чтобы подняться. А для бывалого Фархата – самое время, чтобы загасить молодого и резвого. Вот это был бы номер. Прям кино про братву.

Странная была мысль. Кощунственная. Серега не успел ее додумать.

– Ты смотри, Сережа. Удивил. Награды от меня ждешь? – Дядь Фархат как-то ненатурально улыбнулся. По его лицу расползлись темные трещины морщин. – Папка твой сексотов ^[15]очень не любил. А ты, получается…

Сереге перекрыло дыхание, как после глотка теплой водки. В голове щелкнуло. Он почувствовал, как июльская жара липнет к коже, а под кожей с хрустом лопается серый лед. Что там любил или не любил папка, ему было до пизды. А еще его вкрай задрали игры, в которые невозможно выиграть. В этих играх не выигрывают, а забирают силой, а потом всю жизнь сидят на очке и следят, чтоб не забрали у них. Отказаться от этой параши тоже нельзя, потому что, если не играешь сам, на тебя играют другие.

– Может, папка сексотов и не любил, но под ментов он тоже не ложился, – механически проговорил Серега, и его палец сам собой указал на железную коробку сигнализации, по срабатыванию которой в любую мастерскую Фархата незамедлительно приезжал наряд милицейской вневедомственной охраны.

За секунду до удара Серега успел удивиться своей борзости. А потом ему прилетело. Голова резко мотнулась в сторону, в ухе что-то звякнуло, и картинка погасла.

Очнулся Серега оттого, что кто-то грубо перевернул его на бок. Желудок скрутило холостым спазмом, в глаза сыпанули горячие искры. Он увидел грязный выцветший половик, асфальт, потом тяжелое, напитавшееся сумерками небо. По Красноармейской неслись автомобили, над раскаленной за день дорогой дрожал и расслаивался воздух. На лицо полилась вода. Подбитый глаз будто ударило током. Серега захрипел, осторожно прокашлялся, стер с лица воду и увидел, что из шланга его поливает дед Таир. Над его головой помигала и вспыхнула пыльная вывеска «Шиномонтаж». Дав себе немного времени, Серега осторожно качнулся, подтянул колени к груди и медленно, нетвердо поднялся. Подставил под струю ладони.

Дед подождал, пока Серега умоется и напьется, выключил воду и снял со стойки с покрышками белый целлофановый пакет.

– Уехал Фархат, – от старика не укрылось, что Серега напряженно поглядывает на обочину, где обычно парковался белый «мерин» хозяина, – сам знаешь, с вашими у него чисто. Это у Кировских между своими рамсы.

– Мне без разницы. – Голос слушался плохо. Серега закашлялся и харкнул темной от крови слюной.

– Фархат договорится. На тебя зла нет, но ты больше не приходи. На вот. – Он протянул Сереге пакет. – Июнь отработал. До свиданья.

Пакет показался тяжелым. Серега открыл его и чуть не выронил. Среди набросанных мятых купюр, которых в пакете было гораздо больше, чем составляла июньская зарплата, лежал пистолет.

– Это что? Я не возьму! – Он сделал несколько беспомощных шагов к деду Таиру и так и застыл с пакетом в вытянутой руке.

– Возьмешь. – Таир его не слушал. – Повезло тебе, Сережа. Время сейчас другое. Люди делом хотят заниматься, а не багажники после лесополосы отмывать. Не бзди. Это мой «чех». Много лет он меня грел – хватит. Скинь в реку. Не щегол я уже в такую даль по жаре переться.