Онлайн книга «Солнцестояние»
|
– Кстати, – обмолвилась мама, – к ее участку относится кусочек леса. Можно собирать чернику. Морошку вряд ли, но может, и повезет. И я представляла себя на опушке – на заре, пока спят даже птицы, так что, если постараться, можно выпить их сны, смешанные с росой. С низин крался бы туман, и ели в нем казались бы великанами; я брела бы сквозь мглу, исчезая во тьме, разлитой между стволами. Приятная фантазия. Она вертелась в мыслях, пока я запихивала в сумку репелленты, несколько пауэрбанков и протеиновые батончики; заманивала дальше, глубже. Нашептывала соблазнительное: там тебе станет лучше. Тебе это нужно. Я никогда не думала настолько оптимистично; настолько, что подозревала – те мысли вовсе не мои. Стоило извиниться и вернуть ключ, но я устала. Наверное, волк, даже сытый, все равно смотрит в лес. Не то чтобы я считала себя диким зверем, и тем более волком, однако, ожидая июнь, сгрызла ногти под корень; в путь, в путь — билось в венах, как адреналин в ком-то, кто балансирует над обрывом и убежден, что бессмертен. Карелия снилась каждую ночь: будто я лежала на берегу реки, извивающейся в каньоне, и все вокруг сверкало и серебрилось, залитое солнцем – столь ярким, что свет исходил будто бы отовсюду и ничто не отбрасывало тени. Лето проклюнулось из весны, точно древо из праха. Мама меня не провожала: уезжала я до рассвета, по пустой Ленинградке, подернутой апокалиптичной вуалью. Только обнимая меня на прощание, зачем-то предложила: – Может, перенесешь на другой день? Дом не рухнет, если приехать чуть позже. – Почему? – изумилась я. – Солнцестояние, – поджала губы она. Отец исчез, а его самолет взлетал как раз на солнцестояние. Мама запомнила, потому что это его позабавило, а она, пока ждала его звонка после приземления, сидела у окна и смотрела на солнце. Подстерегала тот миг, когда оно встанет в высшую точку. Но он так и не позвонил. – Ты же в такое не веришь, – упрекнула я. И из чувства противоречия заправила полный бак накануне мидсоммара, поставила пункт назначения на карте, а к моменту, как проехала через пропускной пункт на платную дорогу, – почувствовала, как уступила. В животе развернулась невесомость; сжимая руль, я расхохоталась, безумно даже для самой себя. Белое солнце сияло впереди, будто вело меня лишь оно – пылающее, торжествующее око. От весны ничего не осталось; лето застыло оплавленным воском: нет ничего, кроме него, и никогда не будет. Сдаваться было приятно. Удовольствие портил лишь едва уловимый голос, напоминающий о последствиях. * * * Путь выдался легким; рокотал мотор, ревели мчащиеся мимо фуры, а на горизонте, словно мираж, колыхались города. Я опустила окна, щурясь встречному ветру, и не сомневалась, что, если провести ладонью по очертаниям высоток, они размажутся, как пар по стеклу. Время от времени я тормозила, чтобы перекусить – сэндвичем, шоколадом или пирожком из «Точки». Прислонялась к бамперу, горячему, словно лошадиный бок, и никуда не спешила: путешествие так и так заняло бы двое суток. Первые – до северной столицы и чуть дальше, а вторые, после ночевки в мотеле, – через лес, скалы и костелы. Я добралась бы затемно, если бы нигде не ошиблась. Но я ошиблась. Сворачивать с широкой дороги, ответвляющейся от шоссе, нужно было лишь в конце пути – полтора несчастных часа по тропе сквозь лес, да и то – по хорошо раскатанной местными, утрамбованной уазиками и «газелями». Я даже не нервничала, хотя должна была бы известись, как и всякий раз, когда попадала в непривычную ситуацию. Но шоссе ровно стелилось сквозь болота и поля, над которыми, а затем и среди мраморных выступов, поднимающихся из-под земли, словно вот-вот застонала бы метель. К третьему часу, наматываясь на колеса престарелой «мазды», оно стало добрым другом – усыпило бдительность, как проводник, подливающий яд в мед, и когда я спохватилась, что что-то не так, было уже слишком поздно. |