Книга Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе, страница 114 – Аля Кружинина

С этого дня началась игра в Ромео и Джульетту. Ромка по-прежнему рисовал и играл в комиксы, но теперь он не забывал подходить ко мне иногда и чмокать – в щеку или куда попадет, прохаживался со мной за руку по школе и целовался в темных уголках. Со стороны мы выглядели влюбленными по самые уши. Как будто у нас открылось второе дыхание. Или даже первое. Ромка оказался прекрасным артистом. А может… Мне было сложно понять, игра это для него или ему нравится быть в отношениях, только признаваться в этом он не хочет. Он был рядом, и меня все устраивало. К тому же Ксю вернулась туда, откуда пришла, —помирилась со своим парнем. Исчезла из нашей жизни, как будто ее и не было.

Конечно, через несколько месяцев и это все закончится так или иначе, но с этой мыслью я уже свыклась и не боялась ее. Ведь мы выйдем за пределы школы, а там Ромки и не было никогда. Он как будто так и останется для меня в школе, вместе с моим прошлым. Так почему сейчас не наслаждаться этой нашей любовной игрой, пока мы тут?

В новом театре как будто прочитали мои мысли! Оба наших режиссера – новый и старый – приступили к двум новым спектаклям. И оба спектакля были о любви. Не в школе, так здесь мы теперь могли разобраться с этой непростой для любого подростка темой. Здесь это было даже интереснее, чем на уроке в окружении смущенных одноклассников и под руководством такого же смущенного учителя.

Обе пьесы были почти «Ромео и Джульетта». В первой по сюжету в колонии для девочек-подростков ставили спектакль «Ромео и Джульетта». И все выстраивалось вокруг сцены на балконе. Недаром она одна из моих любимых. А теперь это еще сцена из моей с Ромкой жизни. Вторая пьеса – трогательная история любви прибалтийских Ромео и Джульетты. Их звали по-другому, и сцены на балконе, конечно, не было. Но прекрасные стихи и история первой любви не уступали Шекспиру.

Как же мне нравилось приходить почти каждый вечер в театр, говорить о любви, влюбляться, страдать, переживать глубокие настоящие чувства. А по окончании репетиции все это отпускать, оставлять до следующей репетиции и идти спокойно домой.

После хороших дней с Ромкой было примерно такое же состояние, но все-таки примерно. Главное отличие – в театре не нужно было страдать, что сценическая любовь кончилась. Ну кончилась и кончилась – через день начнется снова. От нее не было зависимости. Все понимали, что это игра и что мы учимся в нее играть. А с Ромкой? Страшно подумать, что было бы со мной, если бы ему надоело завтра быть Ромео и он придумал бы что-то новое. Или еще хуже – стал бы чужим Ромео. Опыт уже был, и я знала: если такое произойдет, мне будет больно. Даже от мыслей об этом становилось трудно дышать. Вот точно: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте».

Получалось, что в школе – и в одной, и в другой – я всегда была Джульеттой. И в отношениях с Мишкой шекспировскими были наш возраст, и нежные первые чувства, и потом ссора двух семей. Ссора была главным сходством с трагедией и такой же трагедией для меня. И желание противостоять несправедливости, которая развела нас тогда, тоже было очень сильным, почти таким же, как у Шекспира.

А с Ромкой «Ромео и Джульетта» открылись по-другому. Ромео – не кудрявый нежный барашек, а страстный влюбчивый подросток, который ищет любви. И не какой-то платонической, детской, а настоящей. Сначала он безответно влюблен в Розалинду, хочет быть с ней и страдает от своих чувств. Но тут ему на глаза попадается Джульетта. И он, уже готовый и желающий любить, влюбляется в нее. И она сразу ему отвечает тем же. И не важно, что она вторая, а до нее была Розалинда. Шекспир ничего не говорит об этом. Не осуждает. Подумаешь – какая-то Розалинда. Главное, что и как происходит между Ромео и Джульеттой. Разве не похоже на начало наших отношений с Ромкой? Разве не те же шекспировские страсти-поцелуи прямо на балу, почти на глазах у всех будоражили нас с Ромкой? Разве не плевать нам было на то, что мы ничего не знаем друг о друге, что, возможно, у нас нет общих интересов и планов на будущее? Не плевать на мнение окружающих? В трагедии разговоры начинаются позже, сначала есть страсть и желание. Все как у нас. Правда, радоваться рано, ведь у Шекспира еще: «У бурных чувств неистовый конец… лишь в чувстве меры истинное благо». А это значит, что ожидать чего-то хорошего от будущего в таких отношениях с самого начала было глупо. Мы могли только наслаждаться здесь и сейчас, пока нам хорошо, пока это горит и согревает. Так что по Шекспиру наше расставание было просто неизбежно. И теперь главное, чтобы финал не оказался совсем трагичным.