Книга Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе, страница 113 – Аля Кружинина

– Сейчас. Только напомню тебе. У нас с тобой ничего нет, Аля, слышишь? Никаких отношений. Мне этого не надо! Мне НИКАКИХ отношений не надо! – он говорил, выделяя каждое слово. – Ясно тебе?

Он как будто хотел просверлить меня своими черными бешеными глазами. И я не выдержала:

– Ясно! Ясно мне! Чего ты приперся тогда?! Зачем? Вали отсюда! Вали к ней! К кому хочешь вали!

– Зачем приперся??? Да потому…

И тут он неожиданно схватил меня за шею двумя руками и сильно и даже больно впился в губы. Я успела плотно сомкнуть их и попыталась оттолкнуть Ромку. Но он давил на меня всем телом и упорно вкручивал мне в губы свой поцелуй. И я не выдержала и сдалась под его напором. Было странно. Наша ссора не разделила, а как будто, наоборот, примагнитила. Как будто это и должно было произойти, чтобы мы снова были вместе. И сейчас мы как будто полностью слились, как будто стали одним организмом, одним голым чувством.

Меня трясло, и слезы почему-то лились по щекам.

– Ты дура, Федорова, такая дура… – повторял он, целуя меня в губы, щеки, глаза, слизывая слезы с ресниц.

И от его слов было почему-то совсем не обидно: «ду-ра, ду-ра» – «сам ты…». Оказывается, говорить и одновременно целоваться – это очень смешно! Урок уже давно шел, а мы стояли посреди школы под красивой аркой на балкончике прямо над лестницей, тихо смеялись и целовались.

Внизу послышались шаги. Под балкончиком показалась кудрявая голова, а потом и вся учительница физики. Она сразу заметила влюбленную пару, балкончик, на котором мы стояли, и с иронией в голосе произнесла:

– А, Ромео и Джульетта! Опять прогуливаете!

– Не опять, а снова, Марина Александровна, – поправил ее обаятельный Ромка.

Она улыбнулась в ответ и ушла по своим делам. Да-да, без упреков и нотаций. Просто ушла.

Надо же! Почему мне не пришла эта мысль в голову? И правда, Ромка – Ромео! И сцена на балконе из «Ромео и Джульетты», моя любимая:

Что значит имя? Роза пахнет розой,

Хоть розой назови ее, хоть нет.

Ромео под любым названьем был бы

Тем верхом совершенств, какой он есть.

Зовись иначе как-нибудь, Ромео,

И всю меня бери тогда взамен!

Ромка и внешне похож на Ромео – каким я его представляла себе. Раньше я этого не замечала – может, раньше и не был похож? Отчаянный, черноглазый, смуглый, темные, почти черные непослушные кудри, и только седая прядь была чем-то новым в моем шекспировском образе, но совсем не портила его. Вот тебе и «гвоздик»! Что-то на мгновение затрепыхалось у меня внутри, что-то чистое, что-то совсем про Шекспира, про любовь. Бабочки?

– Ромео и Джульетта? – даже Ромка проникся. – Ну Марина Александровна! Ну пусть так и думает! Правда? Да, пусть так и думает. Пусть хоть все так думают. И только мы одни будем знать, что это не любовь. Что это просто…

Я ничего не ответила, и мы, смеясь, продолжили целоваться.

Да, я тоже смеялась. Я теперь вообще больше смеялась – ведь мы же снова были вместе. И какая разница, как это будет называться. «Что значит имя? Роза пахнет розой!» Любовь – не любовь: как ни называй – главное, мне с ним хорошо. В сто, в миллион раз лучше, чем без него. А ему хорошо со мной. Он так говорил. А любовь пусть уже была – раньше. И у него, и у меня. Первая. И совсем другая. Я так предполагала.

Как вообще понять в свои шестнадцать лет, что из всего этого было любовью? То, что было с Мишкой? Когда нравится вместе гулять, когда искренне и с детским восторгом мечтаешь о свадьбе, детях и общем доме? Или то, что сейчас? Когда не можешь и не хочешь ни о чем мечтать, а просто радуешься, потом переживаешь, потом снова радуешься, слабеешь в объятьях и растворяешься в поцелуях? Что же из этого любовь? Ну почему этому не учат в школе? Было бы интересно хотя бы поговорить об этом с кем-то знающим, поговорить на равных, не боясь осуждения и насмешек.