Книга Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе, страница 44 – Аля Кружинина

Театр все больше становился для меня второй семьей, хотя, может, третьей. Мои театральные друзья понимали меня с полуслова, нас связывали общие интересы. Мы были единомышленниками и жили нашим общим делом. Но мне и в голову не приходило, что ради театра нужно принести в жертву мои отношения с Мишкой. Я искренне верила, что эти две части моей жизни можно объединить. Ведь Мишка же не бросал свой футбол ради меня. Да и я бы этого не хотела!

С осени, однако, тренировок стало больше: Мишка занимался индивидуально, чтобы попасть в юношескую сборную. Из-за моих репетиций и его подготовки мы не всегда могли уделять время друг другу по вечерам. Но по-прежнему могли вместе ходить в школу и из школы, вместе гулять в свободные дни. Иногда он забегал к нам домой после тренировок – просто увидеться лишний раз. Или, когда я возвращалась не очень поздно, приходил меня встречать вместе с мамой на вокзал.

Меня все это устраивало. У меня был и Мишка, и театр. Меня устраивало даже скучать по нему. А его ничего не устраивало, и он все больше нервничал. Мне сложно стало общаться с ребятами в классе. О Зайце и говорить не приходилось – я старалась не подходить к нему ради его же благополучия. Где бы и с кем бы я ни оказывалась рядом – мы попадали в поле зрения Мишки, и обстановка вокруг накалялась. Он всегда маячил на горизонте со своими друзьями. В наших отношениях появилось что-то новое. И поначалу мне даже нравилась эта игра в африканские страсти, пока это было ограничено школой и поселком.

Но Мишка ревновал к театру. Он стал проявлять желание в свободное время провожать меня до кружка и, по возможности, встречать там же вечером. Но это место было занято. Из года в год в театр и обратно на электричку мы ходили с Леной и ребятами из театра. Это уже был наш ритуал. На репетициях было мало времени для разговоров – там мы работали. А по дороге мы могли общаться – о спектаклях, о фильмах, о будущем – мечты у всех были примерно одинаковые. У нас были свои разговоры, свои секреты. И отказываться от этого я не хотела даже ради Мишки. Это была моя и только моя жизнь. Он не вписывался в нее. Да и как бы это выглядело? «Аля, за тобой пришли!» Как в детском саду. Я попыталась ему все это объяснить – и про друзей, и про наши разговоры, которые ему будут неинтересны. Но от этих объяснений все стало еще хуже. Он ничего не хотел слышать и только бесился:

– У тебя там кто-то есть! Поэтому ты не хочешь, чтобы я встречал тебя. Я и в первый раз, когда ты меня бросила, подумал, что ты просто влюбилась в кого-то из своего театра.

– Мишка, ты же знаешь, я люблю только тебя.

– Я тебе не верю! Если бы ты любила, то была бы рада видеть меня в любое время. А тебе дороже твои артисты!

И все мои оправдания и заверения, что я и так рада видеть его всегда, не помогали.

Иногда он становился маленьким ребенком и канючил:

– Ну пожалуйста, я просто буду рядом с вами идти. Я не буду вам мешать. Ты меня с ними познакомишь…

И такое повторялось изо дня в день. Я сердилась, я просила его успокоиться, я говорила, что сейчас наши чувства проходят проверку на прочность. Что если мы будем ругаться из-за такой ерунды и не доверять друг другу, то и зачем нам тогда быть вместе. Поначалу мне удавалось его на какое-то время уговорить. Он спорил, злился, но потом соглашался.