Книга Монолог о школе, сексуальном самовоспитании и футболе, страница 97 – Аля Кружинина

Любопытные и любознательные подростки зачастую готовы поддержать любое новшество – ведь новое и неизведанное всегда притягивает внимание. Поэтому и это начинание было принято нами. Но в классе обезьян не было, и многие уже понимали, кем хотят стать. И наш выбор не ограничивался вариантами УПК. Да, среди нас были и будущие врачи, и будущие учителя. И им как раз повезло – они могли практиковаться в своем направлении. Но, например, мне, с моими актерскими планами на будущее, весь этот УПК был бесполезной тратой времени. Просто каким-то новым аттракционом, соблазняющим возможностью официально прогуливать школу по пятницам. Для меня речь точно шла не о развитии, а о деградации. Ну не предлагали на УПК ничего, что бы хоть как-то было связано с театром или просто с творчеством. И в конце концов пришлось выбирать из имеющихся вариантов. Мое внимание привлекла профессия секретаря – умение печатать на машинке могло все-таки как-то пригодиться. Но мест оказалось мало, и, пока я думала над выбором, более расторопные уже заняли их. Дальше можно было соглашаться на что угодно – все было одинаково бесполезно.

Актерская профессия в школе считалась чем-то несерьезным, если не сказать неприличным. По мнению большинства, она подходила людям, у которых руки растут не из того места и кто больше ни на что не способен, кроме как тунеядствовать и кривляться, а это как раз недалеко от обезьян. Помню, еще в средней школе нам задали по труду написать эссе на тему «Моя будущая профессия». Я, конечно же, изложила красочную историю о том, что хочу быть актрисой, подробно расписала, что это для меня значит, как я представляю свою «жизнь в искусстве», думая, что это кому-то важно. В итоге за эссе я получила тройку с минусом и комментарий, что актриса – это не профессия и эссе надо переделать. Мы с мамой тогда сильно разозлились, взяли детскую энциклопедию, и я полностью, слово в слово, списала из нее статью о профессии агроном – первую, попавшуюся мне на глаза. И – о чудо! – я получила ПЯТЬ. Так и в этот раз в УПК я взяла то, что попалось мне на глаза первым. И стала я намотчицей загадочных трансформаторных катушек.

Для того чтобы осваивать это направление, не нужно было никуда ездить – ни в магазин, ни на завод, ни в больницу, ни в детский садик, как другим одноклассникам. В этом был большой плюс. Мне и еще нескольким избранным намотчицам просто нужно было раз в неделю приходить в этот же учебный центр и мотать. Конечно, я понимала, что делаю это в первый и последний раз в жизни. Но и в этом занятии нашлось что-то приятное. Наверное, это что-то было сродни незнакомой мне тогда медитации.

Подробностей того, что мы там делали, я не расскажу, потому что до конца этого так и не поняла. Но мне нравилось, что можно наматывать маленькую медную проволочку на катушку, придерживать ее в нужном месте пальцем, потом все заматывать лентой и при этом думать о чем-то своем. А больше всего нравилось запаивать кончик проволочки и вдыхать дымок с запахом канифоли. Я с детства любила сидеть рядом с папой и смотреть, как он паяет на подоконнике – там было больше света. И сейчас запах напоминал мне об этом.

Запахи вообще всегда играли для меня важную роль. Стоило вдохнуть знакомый аромат – и сразу приходили воспоминания, до краев наполненные живыми чувствами. Например, Мишка пах сигаретами, алкоголем и иногда сладкими леденцами. Ромкин запах был совсем другой – я отличала его от всех остальных. Он тоже курил, как Мишка и моя мама, но к запаху сигаретного дыма примешивался приятный запах его взрослого одеколона. Он был одним из немногих знакомых мне подростков, кто уже пользовался парфюмом.