Книга Темная порода. Восход теней, страница 39 – Ксения Крейцер

– Да, я хочу. Я… Я был в Этре, видел, что осталось от мира. Что ничего не осталось. Я не понимаю, почему Максимуса наказали за то, что он хотел это предотвратить. Хочу понять, правда хочу, но не понимаю.

– Начнем с того, дитя, что Максимус не пытался ничего предотвращать. Если бы ему удалось задуманное, на месте Этры ты бы все равно увидел то, что увидел. Мятежник спасал не мир, а его жителей.

– Что это меняет?

– О, дитя, это меняет очень многое. Мир и его жители крепко связаны. Нельзя просто брать и перемещать фигурки, это не тавлеи. Даже без Заповеди то, что собирались сделать Максимус и Аэтернитас, – преступление. Они подумали о том мирке, об Ультиме, который связали с Этрой? Магия там спала, материальная и тонкая сферы мира были разделены, а они бы привели туда разумных говорящих зверей, драконов и человеческих колдунов. Что бы стало с ними и как бы на это отреагировали жители Ультима? А что такое для мира внезапное увеличение его населения в десятки раз, ты понимаешь? Войны, голод, эпидемии – Ультим всего этого почти не знал, но узнал бы благодаря чудесным спасителям миров.

– Я понимаю, путь, выбранный ими, возможно, не был верным, но суть… Почему нельзя было спасти Этру? Ведь это детище Творца, жемчужина Его творений.

– Потому что время Этры пришло. Потому что нельзя вмешиваться.

– Да, но почему нельзя? – Слова вылетели раньше, чем Арктус успел подумать.

Разговор с Великим эфором так захватил его, что он уже не боялся возможных последствий.

– Потому что есть вечная воля Творца и равновесие, которое Он велел хранить, Арктус. Миры рождаются и умирают в свой черед. Мироздание само знает, когда приходит время одной форме энергии перейти в другую. Мы можем лишь созерцать и не мешать механизму, который совершенен сам по себе.

Арктус молчал. Слова эфора казались разумными, но в то же время не отвечали на вопросы, что терзали Арктуса.

– Ты беспокоен, потому что вовлекся, – продолжил эфор. – Пока мы здесь говорили, десятки миров увидели свой конец, десятки родились, и тебя это не волнует. Этра был тебе знаком, поэтому тебя тревожит его судьба. Не поддавайся страстям, Арктус. Медитируй, и покой вернется.

– Я постараюсь, Великий, – сдался Арктус.

– Постарайся, дитя, постарайся. – Эфор отвернулся и снова принялся созерцать Салир.

Арктус принял это за знак окончания аудиенции.

– Я могу идти?

– Иди, дитя. И помни о Заповеди.

* * *

Только удалившись от башни эфоров на приличное расстояние, Арктус позволил себе думать свободно. Он не знал достоверно, открыты ли его мысли эфорам, но предпочел перестраховаться на случай, если это так. Удивительно, как раньше его этот вопрос совсем не заботил.

«Раньше у тебя и мыслей-то таких не было», – подсказал он себе.

Древние мудрые существа огромной силы, которые видели самого Творца, – эфоры были для Смотрителей кем-то вроде старших братьев, и Арктус, сколько себя помнил, жил в полной непоколебимой уверенности, что они желают Смотрителям только добра, хоть и строги, и что их слова есть истина.

Теперь же он больше не находил в себе этого чувства. Великий эфор говорил логичные вещи, демонстрировал едва ли не участие к сомнениям, терзающим Арктуса, но за всеми словесами Арктус вдруг стал видеть ложь. Неясную, непонятную, неизвестно для чего нужную, но ложь. Что-то не складывалось. Что-то смущало. Что-то ужасное было в том, как погиб Этра, и во всем остальном. Арктус еще больше укрепился в мысли, что ему просто необходимо узнать – что именно.