Книга Мой Тёмный Амур, страница 45 – Алексей Гришин

– Пишу роман, – неожиданно признается он.

Я прямо дара речи лишаюсь.

– Это же шутка, да? – Не желаю поверить ему, а потом выглядеть дурой. – На писателя ты точно не похож.

– У тебя такой богатый опыт общения с писателями? – Валентин поднимает на меня недружелюбный взгляд. – Такой же, как опыт в сексе, или хоть немного больше?

Ох, какая жалкая попытка меня задеть! Если я и смущена, то лишь самую малость.

– Больше, – сообщаю я. – Однажды я стреляла в писателя, он безумно влюбился в актрису и нашел себе музу на всю жизнь.

– Как интересно, – с постным лицом комментирует Валентин. – Хотя нет, подожди. Совершенно не интересно.

– Ты правда пишешь роман?

– Правда, – поколебавшись, кивает он. То ли ему хочется похвастаться, то ли он, как и я, тянет время. – Не все писатели – горбуны в толстых очках и растянутом свитере.

– И о чем пишешь?

– О любви, конечно.

Сдержать смешок у меня не получается.

– Ты? Ты же разочарованный в ней бездушный циник и насмехаешься над всеми, кто в нее верит.

– Об этом и пишу.

Валентин отводит от меня взгляд и снова утыкается в экран.

– И как, читают?

– Конечно. Я популярен в любые эпохи. Даю людям то, что им нравится. Так хотя бы не скучно проводить вечность.

– И ты меняешь псевдонимы, чтобы смертные не догадались, что все это пишет один и тот же человек. Или, точнее, вообще не человек.

Валентин коротко кивает.

– Лучше бы ты свои комплексы в литературе прорабатывал, а не убивал ни в чем не повинных девушек, – искренне говорю я.

– Как хорошо, что я могу совмещать и то, и другое. Такой вот я циник.

Мы умолкаем. Сказать больше нечего. Я разворачиваюсь и иду к двери, по пути забрав из кресла лук и колчан со стрелами. Мне нужно отдохнуть и подумать, что делать дальше.

– И все-таки ответь на вопрос, – вдруг подает голос Валентин, когда я уже переступаю порог комнаты.

Я разворачиваюсь к нему. Почему-то сразу понимаю, какой вопрос он имеет в виду.

– Эту возню, конечно, переоценивают, – заявляю, а потом желание задеть его вдруг отступает, и я искренне добавляю: – Но получилось лучше, чем я ожидала. Можешь написать в своей книге, что я довольна. – Он так внимательно слушает, что я невольно смеюсь и касаюсь своей шеи. – Поцелуи в шею мне особенно понравились. Надеюсь, ты не оставил на мне ужасных засосов.

– Оставил, – спокойно говорит Валентин, но его губы так и норовят растянуться в улыбке. Он меня дразнит. Похоже, его это искренне развлекает. – Спокойной ночи, Лира.

Внезапно смутившись, я скрываюсь и через темные тихие коридоры выбираюсь на улицу. Там к горлу отчего-то подкатывают слезы, и я плачу, пока жду такси. Оборачиваюсь на дом, запоздало испугавшись, что владелец может следить за мной из окна. Сразу нахожу мягко освещенное окно его кабинета. Возле него никто не стоит.

Сплю я как убитая. Проснувшись, сразу зажмуриваюсь, поскольку июльское солнце заливает комнату ослепительным светом, и его лучи как раз добрались до меня по подушке. Обдумывать свое положение мне не хочется, зато зверски хочется есть. Я натягиваю домашний халат и направляюсь на кухню Коммуналки.

Как и в кухнях человеческих коммунальных квартир, на нашей часто сталкиваются разные, весьма противоречивые интересы. Сатир Паныч забивает всю морозилку водкой, не оставляя места формам для льда, мороженому и силиконовой маске для глаз, которую Инесса достает по утрам, чтобы «освежить лицо». Не знаю, как может быть несвежим лицо у суккуба, уже тысячу лет пленяющего земных мужчин своей невероятной притягательностью. Однако Инесса почему-то искренне любит эту резиновую тряпку в виде маски для сна, наполненной холодным гелем.