Книга Призрачная империя, страница 18 – Рина Харос

Я старался не привлекать внимания и молча ел свою порцию, чувствуя, как что-то поменялось в отце. Он никогда не проявлял чувств, и все давно привыкли к его отстраненности и холодности к собственным детям. Изредка глава семейства мог взять на руки дочерей, которые лет через четырнадцать станут невестами для какого-нибудь зажиточного крестьянина или, если повезет, бродячего купца, что увезет девушку из бедноты к лучшей жизни.

Тишина, повисшая в воздухе, напоминала кисель, затвердевший от того, что в овсяное молочко добавили слишком много меда и забывали периодически помешивать. По спине бежали мурашки, истинную природу которых я не мог понять. Краем глаза заметил, как небольшая тень отошла от стены и безобразной кляксой встала позади отца, проведя изуродованной культей по его шее, будто перерезая горло. Шумно сглотнул и не смог оторвать взгляда от твари, которая подошла и повторила свой жест на всех членах семьи, кроме матери – его взгляд, полный сострадания, мимолетно прошелся по сгорбленной фигуре женщины. Существо мотнуло головой – у него не было ни глаз, ни рта, лишь темный овал, сквозь который пробивались вверх два изогнутых остроконечных рога. Когда взгляд перешел на меня, тварь почтенно поклонилась и, готов поклясться, улыбнулась – там, где должен был быть рот, истерзанная смоляная кожа растянулась.

– Григорий, куда ты смотришь?

Я вздрогнул и перевел взгляд на отца, который пытливо рассматривал мое лицо, нахмурив брови. Он крепко сжимал между пальцев ложку, чуть склонив голову набок. Андрей, что сидел по правую руку, довольно усмехнулся и едва заметно подтолкнул главу семейства в бок – мол, я же говорил.

– Все хорошо, отец, показалось, будто волки воют.

Я кинул беглый взгляд на тварь, медленно отступающую к стене, будто она пыталась задержаться подольше и послушать, как же будет продолжать искусно врать шестилетний ребенок, которому с раннего детства говорили, что Бог не терпит неправды.

– Волки? В такую погоду даже они не сунутся из леса, чтобы найти добычу и полакомиться.

– Да, отец. Ты прав. Должно быть, просто устал после утренней службы, и померещилось всякое.

Отец оставил мои слова без ответа. Мы доедали в полной тишине, а затем он грубо схватил Андрея за локоть и почти что насильно вытащил из-за стола, что-то яростно прошептал и, мотнув головой в сторону двери, безмолвно заставил последовать за ним. Никто не обратил внимания на эту перепалку – не хотели вмешиваться, боясь получить нагоняй.

– Матушка, благодарю за обед. Мы с отцом отойдем по делам, в течение двух часов должны вернуться домой. Будь добра, растопи печь посильнее, а то дома стало прохладно, как бы не схватить какую хворь.

Андрей, почувствовав себя хозяином и главой семейства, произнес эти слова гордо, надменно, но весь эффект испортил отец, который уже стоял в дверях и ждал нерадивое дитя, – мужчина рявкнул на наследника, отчего тот стыдливо вжал голову в плечи, быстро накинул тужурку на плечи и вышел из дома.

Мы переглянулись с матерью, но не обмолвились и словом. Я наконец-то дождался, когда отец и Андрей уйдут из дома, – их присутствие вгоняло в меланхолию. Постоянно казалось, что, будь их воля, они посадили бы меня на цепь и потешались, каждый раз тыкая, как нашкодившего котенка, что я не такой, другой, отличный от них. Но разве это порок, проклятие Бога, если не похож на других, кто замаливал свои грехи, стоя на коленях перед иконами, вторя слова молитвы и сжигая свечи, пламя которых никогда не сможет очистить душу от тьмы, вцепившейся изуродованными культями в самое сердце, вырывая окровавленные куски плоти?