Книга Самая высшая власть, страница 43 – Анюта Соколова

И они с Аланом пожимают руки.

– Знаешь, я не удивлён, что Алонио оказался одержим, – задумчиво произносит Ник. – Он был слишком амбициозный и эгоистичный для патера. Люсен прав: вера – это в первую очередь любовь. Алонио никого не любил. Скажу крамольную вещь: вряд ли он любил и Всевышнего.

– Но ты ничего не говорил Собранию.

– Он мой наставник, Ал. И он хороший администратор. Как раз оттого, что патеры по своей природе мягкосердечны, важные вопросы обсуждаются неоправданно долго. Нельзя же кого-либо задеть, обидеть, ущемить в правах и тому подобное. Алонио проблемы решал быстро и все неприятные моменты брал на себя.

В мою сторону Ник старается не смотреть. Через окна гостиной второго этажа льётся солнце, и нас разделяет широкий солнечный луч. Вымытые распущенные волосы патера блестят, и лицо уже не кажется настолько строгим.

– Скрытность Алонио вышла ему боком. Он посвятил в свой план убийцу, а тот понял, какая это шикарная возможность для сведения счётов.

– Я, наверное, покажусь тебе тугодумом, – Ник ставит на стол пустую чашку из-под грофа. – Никак не вникну в этот план. Зачем понадобился Храм Семи Стихий?

– Усыпить бдительность Верховного Собрания. Чтобы потом Алонио смог заявить: вот видите, я пошёл им навстречу, и чем эти кровожадные твари мне отплатили!

– А почему он выбрал для демонстрации храм в Аури, а не в Закре?

– Аури всё же столица, и за последние полвека догнала и перегнала остальные города. Общественный резонанс был бы сильнее. К тому же – это только моё предположение, Ник, – Алонио боялся, что кто-нибудь из местных узнает ауру Люсена. Всё-таки этот уникальный патер прожил у него месяц. Откуда он вообще?

– Из Нэрдала. Не представляю, как Алонио узнал о его способностях!

– Понтифик много лет собирал информацию о природниках, знал и об их любви к растениям, и о том, что они различают цвета аур. Люсен – человек бесхитростный, очевидно, он чем-то выдал себя в разговоре. Мне, например, хватило герани на подоконнике. Моя бабушка их обожала и сокрушалась, что они никогда не бывают по-настоящему насыщенного жёлтого цвета. Бледно-лимонные, чуть рыжеватые, слегка охристые. А когда Люсен разглядел цвета ауры Лин, я окончательно убедился. В окружении Алонио обязательно должен был быть природник, иначе план, придуманный Керином, – детский лепет. Просто цифра один, пусть и написанная кровью, ничего не доказывает, а вот аура травянисто-зелёного цвета – это уже веский довод.

– Она такая слабая!

– И всё равно отчётливо заметна, – я показываю Нику снимок патера Люсена. – Видите внутри белого сияния тоненькую зелёную полоску? На месте преступления её было бы достаточно, чтобы приписать надругательство природникам. Неважно, что сообщник Алонио попросил бы сделать Люсена: почистить мантию, оживить гвоздики. Любое заклинание выдало бы природного мага.

– Это подло, – выдыхает Ник.

– Ты ещё речь Алонио почитай, я тебе сейчас скину, – влезает Алан. – Особенно концовку. Если бы сегодня план понтифика удался, завтра в Керизе не осталось бы ни одного природного мага – на следующие семь тысяч лет.

– И я погиб бы при взрыве, – тихо произносит патер. – Госпожа Шэнон спасла мне жизнь, я никогда этого не забуду.

– Кстати, в документах Алонио есть неопровержимый факт в защиту природников. Когда сносили седьмой шпиль храмов, чтобы уничтожить всякую память о природной магии, патеры лишались способности благословлять. Всевышний не позволил нам забыть о седьмой энергии.