Книга Притворюсь твоей сестрой, страница 2 – Анна Одувалова

– Элай, застегни верхнюю пуговицу. – Поджав губы, просит мама. – Твой вид не соответствует мероприятию.

Не спорю. Это бесполезно и отнимает слишком много сил. Поднимаю воротник выше и послушно застегиваю все пуговицы, сразу в своей черной шелковой рубашке становясь похожим на ученика семинарии.

– Может, хватит этого цирка? – бросаю через плечо, но пальцы все равно дрожат, раскатывая рукава и застегивая манжеты. Голос звучит хрипло, будто я не разговаривал сутки.

– Это не цирк! – Мама, гневно сверкая глазами, подходит ближе, ее духи «Черная орхидея» смешиваются с запахом моего дезодоранта. – Вечер памяти твоей сестры…

Это не первый наш разговор на эту тему, но все бесполезно. В этом доме культ моей младшей, пропавшей без вести сестры. Иногда мне кажется, что родители словно извиняются перед ней за то, что не смогли найти.

– Мама, она пропала, а не умерла! – привычно огрызаюсь. – Может, стоит искать лучше?!

– Элай… – Мать подходит ближе и тянется ко мне, вставая на цыпочки, чтобы погладить по щеке. Ее ладонь холодная и сухая. – Ты все еще ребенок. Ее искали лучше… Пять лет… мы должны признать очевидное.

– Не вижу готовности, – перебиваю, указывая на окно, выходящее в сад. За ним мелькают розовые шары. Ленты цвета запекшейся крови вьются по кустам, будто душат сад. – Все это похоже на нездоровое поведение человека, зациклившегося на том, что пора уже пережить.

Тень пробегает по ее лицу. Мать отодвигает прядь моих волос, которые она ненавидит – слишком длинные, слишком неряшливые. Неидеальные. Я вообще не идеальный. Не такой, какой была Зои.

– А ты пережил? – спрашивает она, и я чувствую, как сжимается желудок.

– Нет. – Выдыхаю так, словно меня ударили под дых. Беда нашей семьи, что мы не пережили. Никто. – И эти ваши спектакли только добивают. Пошли уже, а то гости ждут. Твое представление, как всегда, должно пройти безупречно. Не так ли?

Поворачиваюсь к двери, за которой около сотни гостей. Самый близкий круг. Подруги матери по благотворительному фонду, друзья отца, деловые партнеры деда. Элита Горскейра, с которой принято дружить, и ничего настоящего.

Вслед за матерью выхожу в сад, где воздух пропитан запахом увядающих лилий и металлическим привкусом дождевой воды. На импровизированной сцене с черным сукном, как на похоронах, замерли отец в идеально отглаженном черном костюме и бабушка в платье цвета воронова крыла. Последние пять лет черный стал нашим вторым фамильным гербом – он в шторах, в лентах на дверях, даже в глазах гостей, которые давно перестали задавать вопросы.

Дед не поднялся. Он единственный здравомыслящий человек в этой свихнувшейся семейке. И единственный, кто не забыл про дела. Нахожу его в толпе. Всегда собранный и строгий. Остальная семейка тоже тут. Кто бы сомневался?

Мамина сестра Марго, опьяневшая до состояния тряпичной куклы, виснет на рукаве какого-то дипломата с орденом на лацкане. Ее черное платье сползает с плеча. Снова получит выговор от деда, но ней давно наплевать. Мой двоюродный брат – слизняк Джоник – тем временем крутит вокруг пальца прядь волос девушки в розовом – слишком ярком для нашего траурного карнавала. Она смеется громче, чем положено, и я ловлю возмущенный взгляд мамы. Джонику влетит от нее. Его отец ведет себя приличнее. Он сегодня с новой пассией, поэтому трезв и строит из себя делового. Трется рядом с младшим братом отца.