Книга Воля владыки. В твоем сердце, страница 55 – Рия Радовская

— Ты уже знаешь, что мне нужно, — он склонился еще ниже, договорил почти в губы: — Может, не до конца осознаешь, но знаешь. Прислушайся, я чую главное желание твоего зверя, а он не ошибается. Это и есть ответ. Ты собираешься позволить мне все, но еще не до конца понимаешь, что это значит на самом деле.

Желание зверя? Лин помнила его. Отлично помнила, чего он хотел, когда она ждала, возьмет ли Асир Хессу. Чтобы Вожак брал не кого-то другого, а Лин. Брал, доказывая свою власть и волю. Принадлежать ему целиком. Подчиниться.

Асир отстранился, сел, не отпуская ее взглядом, заговорил громче и, пожалуй, спокойнее, как будто принял решение:

— Я хочу, чтобы ты слышала только меня, чуяла и чувствовала — только меня.

И снова Лин вспомнила те ужасные минуты ожидания, когда чуяла Асира — и Хессу. «Разве я не хочу того же?»

А Асир продолжал, медленно, веско, как будто желая впечатать ей в мозг каждое слово:

— Все остальное — не имеет значения. Даже если сюда ворвется вооруженная до зубов толпа. Даже если на нас рухнет потолок.

«Даже если вокруг куча чужих кродахов»: на этот раз вспомнились купальни и собственное изумление наутро. И уверенность: Асиру нравилось то, что она там вытворяла.

— Ничего не важно, кроме моего запаха и моего голоса. Мы уже проходили это. В твою первую течку. Но ты была на грани помешательства, твои реакции тогда были реакциями течной анхи за секунду до срыва. Я не получаю удовольствия от чужого помрачения или боли, мне не нужно подчинения от безысходности. Я хочу, чтобы твой мир сузился до меня, не потому что так решило твое тело, а потому что я и есть — твой мир, и ты принимаешь эту мысль с радостью.

Наверное, прежняя Лин — агент Линтариена, самодостаточная и независимая, возмутилась бы даже не от этих слов, а от одной только мысли, что такое можно допустить. Но у нынешней Лин это не вызывало отторжения. Она чуяла, как довольно встрепенулся внутренний зверь, чуяла его радостное согласие. Для него Вожак без всяких слов был основой и центром мира, тем, кто дарит уверенность, цель и спокойствие.

И разве ей Асир не дарил того же?

— Сейчас у тебя нет других желаний, кроме моих. Нет секретов, потому что они принадлежат мне. Тебя ничего не пугает, потому что я рядом. Я поведу тебя к наслаждению по краю страха, по краю беспомощности, по краю боли. Я не дам тебе сорваться.

Вдруг вспомнилось, как плыл перед глазами ночной Им-Рок с высоты крепостной стены. Откуда она вполне могла бы и впрямь запросто сорваться, но Асир держал — и это делало близость только ярче и упоительней. Да, это и есть тот сорт адреналина, который ее возбуждает. Внутри нарастало волнение, ожидание и предвкушение чего-то нового, более острого и яркого, чем было прежде.

— Следы на теле Лалии — это не мой выбор. Мой выбор — тот самый край, на котором так страшно и так сладко удерживаться. Поняла?

«Так страшно и так сладко» отозвалось томительной дрожью.

— Да, — чуть слышно выдохнула Лин.

— А теперь закрой глаза.

Лин послушалась, и почти сразу на глаза опустилась ткань. Асир приподнял ее голову, затянул узел сбоку. Повязка охватила плотно, теперь Лин не смогла бы открыть глаза, даже если бы захотела. Она глубоко вдохнула, вбирая запахи: Асира, сейчас как будто намеренно приглушенный, свежести и цветущих роз из распахнутого окна, и едва заметный — кофе и старой бумаги. В темноте, без возможности видеть запахи воспринимались острее, как и звуки: шелест ветра за окном и почти неслышные, мягкие шаги Асира. Чего он хочет? Какого именно «края, на котором страшно и сладко»? Бесполезно было гадать, и Лин ждала, чувствуя, как все чаще бьется сердце.