Книга Последнее слово единорогов, страница 195 – Виолетта Орлова

Сообщение между этажами осуществлялось при помощи специальных квадратных лазов, расположенных по углам помещения. По одному из таких лазов ребят принудили спуститься в холодное нутро первого этажа. Внизу стоял полумрак и веяло одиночеством, единственная свеча должна была согреть путников и скрасить их ночь. Запах лежалого зерна забивался в ноздри, ибо на первом этаже хранили ячмень, а зато сверху, где сейчас кипела жизнь, вкусно пахло турьим мясом, чуреками, грустно и протяжно запевали под звуки чандыра.

И крылось что-то дикое и вместе с тем до дрожи манящее во всем этом антураже: черных от копоти каменных стенах, горных кручах и тихой песне гвибеллингов у родного очага. Это был дом для карликов, но для свободолюбивых и еще таких юных скитальцев – чужбина.

Артур нежно обнял Диану и крепко прижал к себе: еще одна ночь в томительном ожидании судьбы, которую им уготовили.

– О чем думаешь? – шепотом спросила его Диана. Так тихо, чтобы их разговор не услышал Тод. Впрочем, беруанец от усталости и голода сам находился в таком оцепенении, что вряд ли замечал происходящее вкруг него.

Артур встретился с ней взглядом: мужественное скуластое лицо его было излишне серьезным, под впалыми глазами залегли тени, по цвету соперничавшие сейчас с синевой радужки.

Об отце. О Тине, Дане. Об Индоласе. О войне, что вот-вот разразится в Беру. О своем будущем. О тебе, моя родная.

– Попробуй заснуть. Завтра поговорим с Арио Клинчем. Я уверен, мы пришли сюда не напрасно, – прошептал он, постаравшись придать голосу твердости.

– Как думаешь… С нашими друзьями все в порядке?

– Не знаю. Но я на это очень надеюсь.

Они быстро уснули, сраженные невзгодами и голодом, смертельно уставшие от длинного пути и расстроенные из-за нелюбезного приема. Артур видел беспокойные сны, сменяющие друг друга как калейдоскоп. Ему постоянно было холодно; казалось, будто суровый горный ветер пронизывает его насквозь, безжалостно выдувает из его тела надежду, которую ему ни в коем случае нельзя было терять, ведь он не один, не один! В какой-то момент холод сделался таким нестерпимым, что он очнулся, и в удивлении обнаружил себя не в темноте каменной башни, а снаружи; уже светало, но солнце еще не прогрело в полной мере долину. Оно лишь начало немного освещать пахотные террасы, где трудились гвибеллинги.

Артур лежал на земле, возле какой-то низкой песочного цвета башни, которая была одного с ним роста. Конусообразная крыша с выступающими сланцевыми полочками венчала это загадочное строение, внутрь которого вело одно-единственное окно, ничем не закрытое. Поднявшись на ноги, юноша с удивлением обнаружил, что вокруг много таких башенок; по сути весь горный склон был усеян этими хаотичными постройками, о предназначении которых пока сложно было догадаться. Может, это тоже жилые башни, только поменьше?

Но как он здесь оказался, и где его друзья? В совершенной растерянности Артур принялся бродить между миниатюрными пирамидами, надеясь отыскать того, кто смог бы ему прояснить ситуацию. Над головой его летали свободолюбивые коршуны: с высоты они верно замечали то, чего не мог узреть он сам.

С любопытством заглянув в одну из башен, Артур с ужасом обнаружил там истлевшую от времени одежду и укутанные в нее почерневшие череп и кости, а в нос ему ударил острый запах гнили. Значит это вовсе не жилые помещения, а склепы! Своеобразный город, только не живых, а мертвых. Юноша брел по каменной улице, с внутренним трепетом созерцая по обеим сторонам от себя эти мрачные дома – последнее земное пристанище бренных тел. Кладбища всюду внушают тревожные мысли, однако одно дело, когда могилы скрыты с глаз, и совсем другое – когда они все открыты и в полной мере видны их постояльцы, или, вернее, то, что от них осталось. В страшном волнении Артур проходил нескончаемые вереницы затхлых склепов, изящно оформленных, миниатюрных, поблескивающих на солнце – но все же склепов. Но вот он увидел и самого могильщика, властелина царства мертвых. Старый карлик в потрепанном безразмерном халате и в папахе из овчины меланхолично подметал одну из улиц. Для кого только он это делал: для мертвых или для живых?