Книга Последнее слово единорогов, страница 240 – Виолетта Орлова

Тин резко вздрогнул, ибо фамилия показалась ему до боли знакомой. Серый гроб перед ним как будто по размерам отличался от других. Здесь был похоронен не взрослый человек, а ребенок, подросток.

Когда я уйду – не печалься,

Не плачь, ведь уходят все.

Я только прошу – не сдавайся

И не горюй обо мне.

Мне не страшно туда идти,

По дороге до самых звёзд,

Небеса ждут в конце пути,

А не людская злость.

Дочь твоя с тобою была

С рождения и до конца,

Забудь, где погребена,

Забудь же меня навсегда.

Розалия Саннерс с огромной любовью и почтением к своему дражайшему отцу, Корнелию Саннерсу.

Тин с грустью и душевным трепетом прочитал стихотворение: губы слабо шелестели в такт ветру. Дочь того самого печально известного Корнелия Саннерса! Бедный путешественник чуть не сгинул на коварных берегах Желтого моря, потерял друзей, память, а родной дочери так и не помог. Увы, ему суждено теперь пребывать в вечном неведении. Он не узнает даже об этом трогательном стихотворении, адресованном лично ему. Тин почувствовал на щеках жгучие слезы, однако они словно исцеляли его самого. Какой храбростью, должно быть, обладала эта девчонка! Она знала, что должна умереть, но вместо того, чтобы рыдать и рвать на себе волосы, находила в себе мужество успокаивать отца! Истинно некоторые люди – герои, и этот факт не зависит ни от возраста, ни от социального положения! Уже одной только своей смертью и мужественным отношением к ней. И тогда Тин явственно осознал, что нельзя долго предаваться унынию, более того, это не только малодушно, но еще и эгоистично по отношению к близким. Отец мертв, но разве Дорон хотел бы вечно лицезреть печальное лицо сына? Нет, отец умер, чтобы он был счастлив. Ему надо стать таким: ради отца. Наполнившись мужеством, получивший ободрение, Тин с благодарностью взглянул в просвет между березами, туда, где несколько минут назад скрылся его преподаватель. Как славно и вовремя некоторые люди приходят к нам в утешение. Как прекрасно, что у него есть такой замечательный тренер, которого он обругал ни за что, ни про что. Подумав только об этом, Тин резво вскочил на ноги. Надо догнать его, попросить прощения! А потом скорее к друзьям, рассказать об удивительной встрече с Розалией Саннерс. В последний раз юноша окинул взором серую плиту: удивительно, она уже не казалась ему столь мрачной и угнетающей, паутинка трещин на камне – точно легкие морщинки от улыбки. Рядом с могилкой посажены синие цветы, жемчужный песок кругом, коричневые голышки… Вдалеке на земле чернела кучка золы от костра, а в ней на контрасте белел скрученный лист пергамента, ничуть не поврежденный от огня. Ведомый любопытством, Тин наклонился и осторожно достал его: кто-то, вероятно, кинул его в костер, намереваясь сжечь. Приятный хруст разворачивающейся бумаги и красивая витиеватая надпись:

«Сказ о гибели естествознателей» – было начертано на нем. И Тин почувствовал, как губы его раздвигаются в счастливой, победоносной улыбке.

***

Карета была готова к отправлению. С виду обычный полидексянский обоз с квадратным аляповатым кузовом, почти наглухо закрытым со всех сторон, даже лошади впряжены низкорослые, крутогрудые, что выдавало в них степную породу. Не столь удобно разъезжать на нем по ухабистым тропам, но в нынешние смутные времена лишь на таких безопасно ехать в столицу. Хотя слово «безопасно» не совсем верное…