Книга Последнее слово единорогов, страница 290 – Виолетта Орлова

Нороган серьезно задумался.

– Ты все равно не станешь Тенью, для этого нужно убийство.

– А вы? Кого вы убили?

Нороган тяжело вздохнул.

– Боюсь, от моей руки пострадали многие, их не счесть. Вот только Корнелия, пожалуй, убить не смог. Пожалел.

– Я могу стать вашим слугой, союзником, поверенным…

Естествознатель сощурил глаза и глумливо ухмыльнулся.

– Неужели сын самого Ирионуса в действительности трусливый шакал? Кого же избрали единороги – вот эту подлую дрожащую душонку? Поверить не могу. И этот человек считается идеальным всадником.

– Идеальных не бывает. Но есть те, кто стремятся к хорошему, иные – к плохому, а есть и те, кто выдает первое за второе и наоборот. Такие страшнее всего.

– Бессмыслица. Подойди ко мне, я дам тебе, что ты хочешь. Мне нужны преданные союзники. Инк не в счет, ибо он такой же трус, только еще более наивный.

С этими словами Нороган взметнул черным плащом поликсянского кроя и за секунду возник перед Артуром – он переместился с края обрыва, использовав естествознательские силы. В черных от сажи руках его заманчиво поблескивал миниатюрный флакончик из мутно-серого стекла. Сын Ирионуса осторожно взял предмет. Его ладони были испачканы грязью и чужой кровью, под ногтями собралась бурая земля. С характерным хлопком он достал пробку: от горлышка поднялся легкий желтоватый дымок с запахом рвоты. Глядя на эти ядовитые испарения, мальчишка содрогнулся от непроизвольного отвращения. Его внутренности чуть не вывернуло наизнанку.

– Хочешь передумать? – с понимающим смешком хмыкнул Нороган.

– Оно… отвратительно, – сквозь зубы прохрипел Артур, – но я должен попытаться.

– Пытайся. Мильхольд выпил его залпом и даже не поморщился. Люди готовы проглотить любую отраву, когда им за это пообещают вечную жизнь.

Неожиданно в той стороне, где лежал Инк, взвилось во мрак фиолетовое свечение. Нороган настороженно повернул голову, и лицо его исказилось в страшной досаде.

– Я не разрешал тебе подниматься, – угрожающе рыкнул он, извергая из себя новые огненные стрелы. Одна из них насквозь прошила Инку ладонь, вторая – плечо. Слабак заплакал и униженно заскулил от боли, но тут же закусил губу, пытаясь, видимо, усилием воли превозмочь страдание.

– Давай, скажи мне то, что я мечтаю услышать. Ну же. Повторяй за мной по слогам: «про-сти ме-ня, па-почка».

Поверженный Инк упрямо молчал.

– Прости меня, папочка! – послышался за спиной Норогана серьезный голос, и сталью зазвенел он в сумрачной тишине.

– Уходи! – взвизгнул в сознании Нольс, молчавший до сей поры. Однако Нороган был своеволен: он не терпел столь резких приказов, обращенных к его высокомерной персоне. Он не послушался – просто обернулся и посмотрел на того, кто осмелился бросить ему вызов. Сын Ирионуса уверенно стоял напротив: он был ниже его ростом, безоружен, и в целом не мог внушить каких-либо опасений, но глядя в его честное благородное лицо, пылающее праведным гневом, Нороган ощутил унизительно-горький страх: такой обычно испытывают проигравшие. Вдруг поверх одежды юноши заблестела кольчуга: из вороненой стали, но с фиолетовым отливом. На гордо поднятой голове его материализовался шлем, а в руке появился обоюдоострый меч с короткой рукоятью и массивным навершием. Другой рукой – окровавленной, Артур держал свиток, от которого исходило все тоже ослепляюще-мерзкое фиолетовое свечение. Кто-нибудь объяснит, что происходит? Нороган устало прикрыл глаза, они начали слезиться, не выдерживая истинного света, исходившего от избранного всадника.