Книга Сироткам в академии (не) место, страница 117 – Афина Туле

Некоторые фигуры были в чёрных балахонах, другие — в алых, и я не могла понять, кто из них старше, а кто моложе, да и пол определить не представлялось возможным. Они стояли молча, но атмосфера звенела от напряжения, как струна, которую вот-вот сорвёт.

Я сделала попытку заговорить, но голос предал меня. Горло пересохло, а каждая попытка дышать оборачивалась кашлем. Я вновь сглотнула, пытаясь хоть как-то смягчить ощущение, но стало только хуже — этот вкус во рту казался всё более чужеродным, будто я проглотила что-то, чего не должна была.

— Наконец-то, — произнёс кто-то.

Голос был глухой, с хрипотцой, и я не могла понять, откуда он доносится.

— Долго же она приходила в себя.

Фигура в центре шагнула вперёд. Маска у него была иной — золотисто-красной, с вытянутыми чертами и витиеватыми узорами, словно обрисованными кровью. Он был в чёрном одеянии, расшитом красными нитями, и казался выше остальных.

Я пыталась разглядеть его лицо или хотя бы за щелями, но всё напрасно.

— Кто вы? Что вам нужно? — мой голос звучал хрипло, срывался, но я выговорила это. Мне нужно было сказать хоть что-то, чтобы почувствовать себя живой.

— О, она умеет говорить, — отозвался кто-то сбоку. — Думал, будет долго молчать.

— Ты нам не интересна как личность, — проговорил тот, что стоял в центре. — Но ты подходишь. По времени. По силе. По крови.

Я похолодела.

— Что вы несёте?

Он наклонился чуть ближе.

— Тебе незачем это знать. Просто оставайся на месте, хотя ты все равно уже не сможешь сбежать.

С этими словами он поднял руку, и один из стоящих сбоку шагнул вперёд, держа в руках чашу.

Из чаши поднимался дым, и воздух тут же наполнился тяжёлым, насыщенным ароматом, сладким, вязким, в котором смешивались корица, гарь, зола и что-то липкое, похожее на смолу.

— Нет… — выдохнула я, когда он приблизил чашу к моему лицу.

Я пыталась отвернуться, но не могла. Голову держало что-то невидимое, как будто само пространство вокруг подчинилось их воле.

Запах окутал меня, проникая в ноздри, в горло, в лёгкие.

Сознание пошатнулось.

Я боролась. Изо всех сил. Но этот дым тянул меня вниз, в тепло, в липкую вязкую темноту, полную шёпота.

— Не бойся, — шептал кто-то рядом с ухом. — Это будет быстро. Больно, но быстро.

Но я боялась.

Я никогда в жизни не боялась так.

Пламя свечей дрожало, отбрасывая на стены пещеры зыбкие, танцующие тени, в которых угадывались то ли лица, то ли черепа, то ли обезображенные силуэты чего-то нечеловеческого. Воздух был густой, насыщенный травами, пеплом и чем-то чуждым, старым, застывшим в самых глубинных расщелинах этой пещеры, будто сама скала помнила всё, что когда-либо здесь происходило.

Фигуры в красных и чёрных балахонах не двигались. Они стояли в строгом, выверенном полукруге, окружая поднятую каменную платформу, на которой, прикованная магическими путами, неподвижно лежала девушка. Её волосы были растрёпаны, губы бледны, дыхание прерывистое. На первый взгляд — просто спящая. Но каждый из присутствующих знал: сейчас в ней бушевало куда больше, чем казалось.

— Она проснулась слишком поздно, — тихо сказал один. Голос был глухим, с металлическими обертонами, как будто звучал сквозь маску, вырезанную из меди. — Я предупреждал, что доза слишком маленькая.

— Ты также уверял, что она не проявит сопротивления, — отозвался другой, шагнув чуть ближе к алтарю. Его маска была гладкой, черной, с нарисованной рукой, простирающейся ко лбу. — Но она сопротивляется даже сквозь дым.