Книга Сироткам в академии (не) место, страница 116 – Афина Туле

— Конечно, — его усмешка стала шире, но взгляд оставался холодным.

Я попыталась найти поддержку среди окружающих, но все вокруг либо слишком увлеклись своими разговорами, либо просто не хотели вмешиваться.

— Отпусти! — крикнула я, хотя знала, что музыка и общий шум заглушат мой голос.

Он лишь вздохнул, словно ему уже наскучила эта игра.

— Повторяю в последний раз, зря ты так, Алисия. Всё могло быть проще.

Я не сразу поняла, что именно происходит.

Голова вдруг закружилась, шаги стали неровными, а в глазах начало темнеть.

Паника на мгновение уступила место осознанию.

Я не пила ничего.

Я не ела ничего.

Но тело вдруг стало тяжёлым, мышцы будто отказывались слушаться.

— Что… — попыталась сказать я, но слова прозвучали хрипло, неразборчиво.

Маркус крепко держал меня, не позволяя упасть, но мне было уже всё равно.

Сознание погружалось во тьму.

Перед тем как окончательно провалиться в пустоту, я услышала его довольный голос.

— Вот и умница.

Сознание возвращалось медленно, как будто кто-то поднимал меня со дна ледяного озера, и каждая секунда приносила с собой боль, тяжесть, холод. Голова раскалывалась от тупой, гулкой боли, будто внутри черепа что-то пульсировало в собственном ритме, не совпадающем с моим дыханием. Во рту было сухо и мерзко, язык казался обложенным, и странный, горьковато-металлический привкус не уходил, сколько бы я ни сглатывала.

Я застонала и попыталась пошевелиться. Веки дрогнули, но открылись не сразу — что-то мешало, как если бы глаза были покрыты тонкой плёнкой сна, слишком плотной, чтобы избавиться от неё сразу. Когда мне, наконец, удалось разлепить ресницы, первое, что я увидела — это тьма. Но не простая, не глухая, не пугающая своей пустотой, а вязкая, как будто сгустившаяся вокруг меня. Она будто жила, дышала, наблюдала. И в этой вязкой темноте тускло пульсировали красноватые отблески от пламени свечей.

Я сделала попытку подняться, но тело не слушалось. Плечи, спина, запястья — всё болело. Руки были откинуты назад, и когда я попробовала двинуться, тугая боль рванула по запястьям, донося до сознания ужасное осознание: я привязана.

Привязана к камню.

Я чувствовала под собой шершавую, холодную поверхность, странно гладкую и одновременно пористую. Камень был высоким — я сидела, прижатая спиной к его изогнутой плоскости, а ноги бессильно свисали по обе стороны. Под коленями тоже ощущалась натянутая верёвка или ремни.

У меня тут же поднялась волна паники, холодной и неукротимой, но я всё ещё не позволяла себе кричать. Не сейчас. Не пока не пойму, где я и что происходит.

Я медленно повернула голову. Пламя свечей выхватывало из темноты фрагменты пространства: неровные стены, усыпанные выступами, тяжёлые тени, которые казались слишком живыми. Это была пещера. Настоящая, сырая, с неровными, испещрёнными трещинами стенами, с запахом земли, плесени и чего-то ещё — кислого, пряного, почти тошнотворного.

Но не это заставило меня забыть, как дышать.

Между свечами стояли люди.

Не просто стояли — они окружали меня полукольцом, бесшумные, недвижимые. Их лица скрывали маски. Красные. Плотные, вырезанные, судя по силуэтам, из дерева или кости, с чётко выраженными чертами: длинные носы, высокие скулы, тонкие рты. На некоторых были изображены клыки или щели, похожие на уродливую ухмылку. У всех масок были глаза — пустые чёрные дыры, за которыми не видно было ни зрачков, ни лица, только бездонная, пугающая темнота.