Книга Принцесса крови, страница 164 – Сара Хоули

Раздался знакомый крик, затем — звон бьющегося стекла. Выругавшись, я растолкала зевак.

Комната была оформлена в серо-бордовых тонах. У входа в лужице валялся алый бутон — вокруг осколки вазы. На стенах — декоративное оружие, в воздухе — запах благовонного дыма.

Аня стояла у камина и дёргала топор, закреплённый над полкой.

— Аня! — выдохнула я. — Что ты делаешь?

Топор держали скобы; она отшвырнула бесполезную рукоять и зарычала:

— Выгнать их.

— Кого — их? — у меня ухнуло сердце. — Что случилось?

— Фейри. Здесь фейри.

Она говорила так, словно ещё не до конца проснулась. Глаза красные, пустые; обернулась — качнулась, будто вот-вот рухнет.

— Эти фейри хорошие, — старалась я говорить ровно, хотя в висках звенел страх. — Ты их уже видела. Помнишь, как они пришли?

Вчера за общий ужин она не села, но стояла в проёме и слушала, как новенькие по очереди называют имена и надежды. Горячий шоколад, что я потом поставила у её двери, она проигнорировала, но я решила: это прогресс — если её не трогать, как она просит, со временем она начнёт выбираться сама.

— Это комната Вилкина, — сказала я, когда она молчала. — Помнишь, он говорил, что хочет посадить сад?

Аня смотрела, как будто слова не складывались в смысл. Я не была уверена, что она вообще видит меня — взгляд блуждал где-то сквозь. Её качало, как тонкий берёзовый прутик на ветру, и глаза снова потянуло к топору.

— Ты ходила во сне? — спросила я, подходя чуть ближе. В детстве, бывало.

Она резко оторвала взгляд от оружия, уставилась на свои дрожащие руки.

— Не помню, чтобы спала.

— Когда в последний раз — точно спала?

— Не могу. Если сплю — снится. Нельзя. Там везде вода, и огонь, и он… там.

Голос горячечный. Кожа под глазами — синяя, распухшая; настолько усталых людей я не видела никогда. Разве что мать в последние жестокие ночи болезни.

Вниз по серому бесформенному платью тянулось фиолетовое пятно.

— Ты пила? — спросила я. Слуги говорили, что последние вечера она не уносила вино вместе с подносом — я уже почти вздохнула. Но может, наткнулась на забытый погреб — или сам дом снабжал её алкоголем: Мистей же, тут никто не отказывает даже разрушительным прихотям.

— Если пью — не снится, — пробормотала она, заплетаясь в словах.

Значит, она держалась на ногах, лишь бы не видеть Осрика во сне, — а когда тело всё равно сдавалось, пыталась утопить мозг в таком дурмане, чтобы он не мог создавать сны. Итог — Аня, в бреду и пьяная, ломанувшаяся в чужую комнату и тянущаяся к топору.

— Зачем он тебе? — спросила я, боясь ответа. — Что ты собиралась сделать?

— Он должен умереть.

По рукам побежали мурашки.

— Аня, ты же знаешь, Осрика здесь нет?

— Ты их пустила, — сказала она, как потерявшийся ребёнок. — Мама говорила: никогда не зови фейри в дом. Позовёшь — они украдут всё, что любишь.

Сердце сжалось, будто его оплели те же тернии, что пожирали катакомбы Мистея. Осрик сломал Аню. Перекрутил ей разум так, что реальность больше не различалась, и даже мёртвый он крал её сон и рассудок. А я дала ей падать ниже — занятая тысячью обязанностей, не заметила, как глубоко она провалилась.

Я думала, ей нужно пространство, — а дала столько, что она в нём заблудилась.

Аня пискнула, потом с силой стала бить себя ладонями по вискам — снова и снова, будто выбивая из головы картинку.