Книга Дело смерти, страница 67 – Карина Халле

Гиперконцентрация. Это напоминает мне, что я не принимала Аддерал уже как минимум десять дней.

— Если я докажу свою ценность, тогда ты впустишь меня, правда позволишь увидеть, что здесь происходит?

— Обещаю, — говорит она, затем наклоняется и выключает свет, погружая нас в темноту, за исключением зеленых и синих светящихся огней различных машин.

На этот раз я лежу на животе.

Совсем голая, моя грудь прижата к столу в лодке Кинкейда.

Мои руки связаны за спиной. Я чувствую, что это веревка — волокна впиваются в кожу, затянуты болезненно туго, именно так, как я люблю.

Поднимаю взгляд, ожидая увидеть на стене картину с орлом.

Но вместо нее — картина с изображением могилы, на которой растут грибы.

Что-то под землей шевелится, пробивается наружу.

Что-то на этой картине реально и вот-вот родится.

— Не смотри, — голос Кинкейда груб и повелителен, он звучит у самого моего уха. — Не делай ничего, пока я не прикажу.

Его рука скользит вдоль моего позвоночника — от плеч до самой попы, и лишь через мгновение я понимаю, что на нем перчатка. Он проводит рукой обратно вверх и затем прижимает мою голову к столу.

— Лежи смирно, — он говорит хрипло. — Не смей шевелиться, не смей издавать ни звука, иначе отправишься спать со связанными руками, с распухшей киской, умоляющей о ласке, — он наклоняется ближе, проводит языком по краю моего уха, заставляя меня содрогнуться. — Хотя, с другой стороны, я обожаю, когда ты умоляешь. Да и твоей киске, думаю, это тоже нравится.

Он отстраняется, а я держу глаза закрытыми, прижавшись лицом к столу. Холодный воздух ласкает заднюю поверхность моих бедер, и я слышу шум — он выдергивает ремень из пряжки. У меня нет и мгновения, чтобы приготовиться, как…

ЩЕЛК.

Кожа обжигает мою плоть, обрушиваясь на ягодицы, — боль острая, сладостная.

Я взвизгиваю, не в силах сдержаться. Чувствую себя будто под током, ожившей.

— Я тебе что сказал? — рычит Кинкейд. Он протягивает руку вперед, сжимая мои волосы в кулак, откидывает мою голову назад, произнося прямо в ухо. — Непослушная маленькая шлюха.

Я сжимаю бедра, пытаясь облегчить огонь внутри.

Он тут же проводит рукой между моих ног и раздвигает их.

— Сейчас я возьму тебя как следует.

Он отводит руку назад, и я чувствую, как головка его члена упирается в мою влажную дырочку. Я не могу не двинуть бедрами, желая его, умоляя, чтобы он вошел глубоко.

— Пожалуйста, — умоляю я его.

Но ничего не происходит.

Его больше нет за моей спиной.

Я больше не на столе.

Я на чертовом полу в своей комнате, буквально извиваюсь на ковре.

Какого черта?

Переворачиваюсь и смотрю в потолок, переводя дух.

Снова этот гребаный сон.

Но как я оказалась на полу?

Я сажусь. По тому, как мое тело все еще пульсирует, я понимаю, что снова кончила во сне.

Не могу понять, усиливают ли эти сны мое влечение к Кинкейду или как-то помогают снять напряжение. Может, я смогу держаться на расстоянии, если буду продолжать получать то, что хочу, в своих снах. Но кончить на полу своей комнаты — это уже какое-то запредельное сумасшествие.

Я встаю на ноги, пошатываясь, и мне немного стыдно, хотя никто меня не видел.

Хотя я бы отчасти хотела, чтобы Кинкейд видел.

Думая о нем, я подхожу к окну. Будильник показывает три часа ночи — не лучшее время для бодрствования, но, возможно, он как раз патрулирует территорию в поисках медведя.