Книга Дело смерти, страница 69 – Карина Халле

Поднимаю взгляд, моргая сквозь белую пелену. Амани исчезла.

Я кручусь вокруг, ища ее.

— Амани! — зову.

Вокруг только деревья, их ветви теперь покрыты снегом, словно сахарной глазурью. Они стоят там, как невозмутимые наблюдатели, не давая никаких подсказок.

Она могла убежать к лесовозной дороге, к сараю, в лес или просто обратно туда, откуда пришла. Но я больше не хочу ее преследовать.

Я не доверяю ей.

Не доверяю своему разуму.

Не доверяю этому месту.

ГЛАВА 16

Я торопливо иду по тропинке под дождем, папоротники тянутся ко мне, задевая джинсы, а куртка поднята над головой вместо зонта. Я пришла пораньше на сеанс с Кинкейдом, но не хотела терять время и хотела поскорее поговорить с ним, к тому же мне не терпится спрятаться от дождя.

Сначала я ненадолго забрела в техническую зону. После вчерашнего снега мне нужно было проверить, остался ли он на земле. Конечно, из-за дождя от него не осталось и следа.

Я бегу по гравийной дорожке, когда слышу шорох позади.

Останавливаюсь, думая, что, возможно, снова увижу Амани.

Но там никого нет. С кедров капает дождь, брызгая на листья. И все же у меня возникает неприятное ощущение в основании черепа — чувство, что за мной наблюдают.

Это не первый раз с тех пор, как я приехала и чувствую на себе взгляды, которые, кажется, исходят от деревьев.

Я снова начинаю торопиться, ненавидя покалывание в затылке, и добираюсь до северного общежития. Оказавшись под навесом, отряхиваю куртку, затем открываю дверь и захожу внутрь.

Морщась от лужи, которую я оставляю, медленно иду по коридору, стараясь не поскользнуться, когда замечаю, что дверь Кинкейда приоткрыта.

Я собираюсь постучать, когда слышу голос Эверли изнутри.

— Она другая, — говорит Эверли с тяжелым вздохом.

Я сглатываю, надеясь, что речь не обо мне. Наклоняюсь ближе к двери, пытаясь расслышать.

— Сейчас ей лучше, — говорит Кинкейд.

— Ты бы иначе не сказал, — едко замечает Эверли.

— Ей лучше, — повторяет Кинкейд твердым голосом. — У нее вернулся аппетит.

Черт. Они говорят обо мне.

— Ну еще бы, — комментирует она.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты очень явно демонстрируешь свою одержимость ею.

Одержимость мной?

Что ж, я бы не сказала, что «явно».

Но потом вспоминаю, как он стоял у моего окна.

Вспоминаю, как поймала его на том, что он открыто пялится на меня.

О том, как он следил за мной во время прогулки.

Я знаю, что между нами существует какая-то связь, но честно думала, что все это у меня в голове. Так что услышать это… что-то да значит.

Кинкейд молчит какое-то время.

— С этим ничего не поделаешь, — уныло признает он.

Это могло бы прозвучать романтично, но то, как он это говорит, больше напоминает неизлечимую болезнь, будто он умирает.

— Одержимость проходит, когда перестаешь ее подкармливать, — говорит Эверли. — Так что перестань. Нужно наконец сосредоточиться на собственном разуме и взять себя в руки. Сосредоточься на работе. Сосредоточься на мне! Я знаю тебя, Уэс. Знаю, каков ты, твою потребность зацикливаться и контролировать… спираль, в которую ты сейчас впадаешь, надписи на стене…

— А если она что-то чувствует ко мне? — Он произносит это так тихо, что мне приходится напрягать слух, чтобы разобрать слова сквозь стук собственного сердца.

— Ничего она не чувствует, — буднично отвечает она. — Она просто считает тебя привлекательным. Просто хочет переспать с тобой. Бедняжка.