Книга Дело смерти, страница 71 – Карина Халле

Я выпрямляюсь.

— Что заразно? — хмурюсь.

— Плохой сон, — говорит он. — Просто предположил.

— Ну, у меня не было возможности поговорить с тобой, — говорю я ему. — После завтрака на лодке.

Он резко вдыхает.

— Я рад, что ты заговорила об этом, — его взгляд скользит к стене. — Думаю, это было ошибкой.

— Завтрак? — у меня в животе все сжимается.

— Существуют границы между врачом и пациентом, и я думаю, что переступил одну из них, пригласив тебя к себе. Мне жаль.

Черт. Он правда устанавливает дистанцию после слов Эверли.

— Я думаю, что это было очень мило, — тихо говорю ему. — Я почувствовала себя немного менее… одинокой.

На мгновение его лицо смягчается, но затем снова становится жестким.

«Пожалуйста, будь одержим мной», — думаю я. — «Пожалуйста, желай меня так же, как я желаю тебя».

Его взгляд не читаем.

— Расскажи мне, как твои дела, — говорит он.

Я выдыхаю и откидываюсь на спинку кресла.

— Ты хочешь правду?

— Я всегда хочу только правды.

А ты сам мне говоришь правду?

— Мне снятся сны.

Он хватает ручку и блокнот и начинает писать.

— Какие сны? Когда они начались?

— Они начались практически на вторую ночь моего пребывания здесь, — говорю я ему. — Это эротические сны.

Он замирает, уставившись на бумагу, и сглатывает.

— О. Что ж, это не повод для тревоги.

— Они о тебе.

Ручка выпадает у него из рук, его челюсть напряжена.

— Понял, — его взгляд пылает, когда он встречается со мной глазами. — Было бы неправильно обсуждать это дальше.

Это точно было бы неправильно.

— Разве ты не хочешь знать, что мы делали в этих снах?

Он откидывается на спинку кресла, закрывает лицо руками и проводит ими вниз. Смотрит в потолок. Затем кивает. Всего один раз.

Мое сердце пропускает несколько ударов от осознания, что он сдается, что он хочет это услышать. Я делаю глубокий вдох.

— В первом ты ласкал меня языком в моей постели. Во втором я делала тебе минет здесь, в кабинете. В третьем ты положил меня на живот на стол в твоей лодке, связал, доводил до предела, наказывая меня своим ремнем…

Его глаза закрываются, дыхание становится тяжелым. Интересно, возбужден ли он. Интересно, представляет ли он себе, что делает все это прямо сейчас.

— Ты хочешь знать в подробностях, что именно я при этом чувствовала?

У него подергивает мышца на скуле, и он качает головой.

— Не знаю, что сказать, — через мгновение произносит он, и голос у него хриплый. Он откашливается, наклоняется вперед и встречается со мной взглядом. Взгляд его непроницаем, пуст и сер. — Но тебе нечего стыдиться.

— Кто сказал, что мне стыдно? Это лучшее, что есть в моих снах.

Он сглатывает, и даже слышно, как громко.

— Пожалуйста, не говори таких вещей.

— Почему? Ты хотел правду. Это и есть правда, — я облизываю губы, окрыленная странной смелостью, глубоким желанием. — Я хочу прямо здесь встать на колени, заползти под этот стол и…

— Хватит! — вдруг кричит он, вскакивая на ноги, словно я уже собралась это сделать. На его лице и страх, и ярость. — Ни слова больше. Ни единого, блядь, слова об этом. Я здесь для того, чтобы помогать тебе, Сидни. И только. Больше ничего!

Я вздрагиваю от его слов, мое лицо пылает, и меня тут же накрывает чувство тупости. Думала, что если достаточно его задеть, то смогу разглядеть ту одержимость. Думала, что смогу заставить его сдаться. Думала, что увижу хотя бы намек на чувства ко мне.