Книга Дело смерти, страница 97 – Карина Халле

— Значит, все пошло наперекосяк, и тогда Кейко Линн воспользовалась возможностью вернуться в Японию.

— Ты закончила? — раздраженно спрашивает он.

Я пожимаю плечами:

— Я просто не понимаю, как ты можешь зацикливаться на прошлом и при этом…

— Что?

Я качаю головой:

— Забудь.

Делаю большой глоток чая.

— И при этом что? — повторяет он, крепко сжимая мою руку.

— И при этом быть одержимым мной.

Хочется отвести взгляд, ведь то, что я сказала, слишком откровенно для нас обоих, но я заставляю себя посмотреть на него. Его глаза пылают, удерживая меня на месте, и от этого напряжения волоски на моих руках встают дыбом.

— Потому что ты — мое будущее, Сид, — говорит он низким, хриплым голосом. — Потому что больше ничего не существует. Прошлого больше нет. Есть только настоящее и завтра. И я хочу тебя — и сейчас, и завтра.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, он наклоняется вперед, берет мое лицо в ладони и притягивает к себе для глубокого, страстного поцелуя, от которого у меня подкашиваются ноги. Я таю в его объятиях, отдавая весь контроль, пока он завладевает моими губами. У него вкус чая, мятной зубной пасты, запах дома: деревьев, океана.

Из его груди снова вырывается стон, проникающий в мои кости — мольба, обещание, отчаяние от желания большего. Наш поцелуй становится глубже, словно ⁹ голодный зверь, его язык настойчиво исследует мой рот, все становится влажным, хаотичным и первобытным.

«О боже», — проносится в моей голове, пока волны наслаждения пронзают все мое существо. Возможно, это лучший поцелуй в моей жизни.

Я не хочу, чтобы он останавливался.

И все же, по-жадному, я хочу большего.

Я хочу чувствовать это всем телом. Чтобы не только мой рот был завоеван, но и каждый дюйм кожи.

Его хватка на моей челюсти усиливается, в то время как другая рука опускается на мою шею, слегка сдавливая ее, нажимая на горло ровно столько, чтобы я задыхалась, ощущая угрозу удушья.

Он отстраняется, тяжело дыша, его губы влажные, а взгляд из-под полуприкрытых век пылает. Его рука остается на моей шее — властная, на грани допустимого, — другой рукой он отпускает мой подбородок и начинает расстегивать пуговицы моей пижамной кофты.

— Я глупец, — бормочет он, проворно справляясь с застежками. — Я такой слабый глупец, когда дело касается тебя, милая.

Он запускает руку внутрь распахнутой кофты и нежно сжимает мою грудь, медленно проводя большим пальцем по соску. Я вздрагиваю, искры пробегают прямиком к самому нутру, а между ног собирается влажное тепло.

— Боже, ты идеальна, — говорит он, в то время как его другой большой палец продолжает массировать мое горло, удерживая меня на месте. Он склоняется ниже и проводит языком по груди, захватывает мой сосок, пока моя голова не запрокидывается назад, а я не начинаю извиваться под ним. Давление на шею усиливается, голова слегка кружится, но я не хочу, чтобы он останавливался.

Внезапно он прекращает, отпуская мою шею как раз в тот момент, когда я стону.

— Прости, — говорит он, с виноватым видом, который противоречит буре в его глазах. — Душить тебя — последнее, что мне следует делать.

Я сглатываю, моя шея уже побаливает.

— Тогда что тебе следует делать в первую очередь?

Коварная ухмылка мелькает на его лице, в щетине проступает ямочка.

Он наклоняется, хватает меня за талию, приподнимает и переворачивает животом вниз на стол, опрокидывая чай, который разливается повсюду.