Книга Без ума от истребителя, страница 31 – Али Хейзелвуд

Я сглатываю.

— Как давно ты…?

— Достаточно давно.

Я недоверчиво качаю головой.

— Тебе… тебе придётся быть конкретнее.

Я наблюдаю, как он с лёгкостью кромсает вампира на мелкие куски, такие маленькие, что тот точно не успеет восстановиться до рассвета.

— По поводу чего? — Сморщив нос и равнодушно пожав плечами, он пинает останки в то место, где их осветит солнце, как только оно взойдёт.

— Я… По поводу всего.

Лазло тяжело вздыхает, как будто моя неспособность понять его без слов — это неудобство, с которым он смирится из чистой благосклонности.

Он бросает беглый взгляд на праздник, заметный из переулка, а затем переводит его на меня.

— Не думаю, что это лучшее место для разговора.

— А где тогда?

— У меня есть жилье.

— Здесь? В Нью-Йорке?

Он кивает.

— Где?

Он слабо и печально улыбается.

— Вообще-то, через дорогу от тебя.

***

Сказать «через дорогу» — значит преуменьшить. Он живёт в доме прямо напротив моего жилого комплекса, а отделяют его от меня всего два тротуара и небольшой перекрёсток.

Я мешкаю у двери, немного растерявшись, и не захожу за ним следом, даже когда он бросает на меня тот полуукоризненный, полунетерпеливый, осуждающий взгляд, который начинает мне нравиться.

— Если бы я хотел тебя убить, ты бы уже была мертва.

— Как самоуверенно. Ты, конечно, мог бы попробовать, но я бы смогла…

— Этельтрита, — произносит он твёрдо. И с явной усталостью.

Я прочищаю горло.

— Я не могу.

Он хмурится.

— Я не могу войти. Если только ты официально, вслух не пригласишь меня.

Его глаза округляются, будто он, Лазло Эньеди, выдающийся истребитель Гильдии, напрочь забыл об одном из наших самых главных ограничении.

— Ах, да. Прошу прощения. — Он прочищает горло. — Этельтрита, ничто не сделает меня счастливее, чем твоё пребывание здесь, со мной, или в любом другом месте, которое я назову домом, до конца моих дней. Пожалуйста, входи.

Я стараюсь не выдать своего изумления, но это же бессрочное приглашение — его невероятно трудно отменить, а поэтому и глупо было его давать. Он должен знать об этом.

Внезапно входить стало опасно по целому ряду совершенно новых причин.

И всё же, я вхожу.

***

Лазло не мог видеть всю мою квартиру из своего окна, так что я сомневаюсь, что он следил за мной днями напролёт. Но ему была видна пожарная лестница, и я не могла не вспомнить все те ночи, что просидела там, глядя то на небо, то на город.

— Как долго?

— А? — На кухне он снимает свитер, чтобы застирать самые большие пятна крови.

— Как долго ты здесь живёшь?

— Перестань. Ты же знаешь.

Да. — Почему?

— А почему нет? — он пожимает плечами. — Свободного времени полно. Интересов почти нет. Только один, если честно. — Он бросает взгляд в мою сторону.

«Он говорит о тебе», — настойчиво кричит в голове этот назойливый, противный голос. Хочется его заткнуть.

— А как же… убийство вампиров? Разве это не твоя работа? Я последняя в нашем роду?

— Нет. Осталось ещё двое. Но они такие же, как ты.

— Такие же?

— Они тщательно выбирают жертв. Больше не убивают невинных людей.

Всё равно не сходится.

— С каких это пор Гильдия Хельсинга делает исключения для этичных вампиров?

— С никаких, по-моему. Но точно не скажу. Я уже давно на них не работаю.

— Надо же, — я наклоняю голову. — Не думала, что истребителям разрешено уходить. В отставку, в смысле.

Он закрывает кран и поворачивается лицом ко мне, облокотившись на столешницу и открывая полный обзор на маску Коломбины, набитую у него на груди.