Книга Дикие сердца, страница 112 – Джей Ти Джессинжер

Те священные вещи, которые могут произносить только два сердца, бьющихся в унисон.

Тихий, святой язык, на котором говорят души.

Ее веки трепещут, она шепчет мое имя. Затем она выгибается и стонет.

Жесткие, ритмичные сокращения увеличивают длину моего члена.

Она кончает с закрытыми глазами и запрокинутой головой, пока я наблюдаю за тем, как я глубоко вхожу в нее, чувствуя, как пульсирует ее киска, а напряженные соски скользят взад-вперед по моей груди.

Внезапным, сильным рывком я тоже переступаю черту.

Я опускаю голову ей на плечо, закрываю глаза и содрогаюсь, когда оргазм с силой обрушивается на меня.

Это настолько интенсивно, что у меня перехватывает дыхание. Я не могу издать ни звука. Я просто терплю это, пульсируя глубоко внутри нее, пока она покачивает бедрами, ее бедра дрожат вокруг моей талии.

Громкие, рокочущие раскаты грома маскируют стон отчаяния, который срывается с моих губ.

Даже когда мы встречаемся в продуваемой всеми ветрами темноте и, дрожа, обнимаем друг друга, я слышу тиканье часов на заднем плане.

Возможно, она была права, когда сказала, что я не такой уж плохой.

Если бы это было так, меня бы не волновало, что я эгоистичен, держа ее здесь, прикованной цепью в логове дракона.

Если бы не этот чертов рыцарь на белом коне, я бы навсегда приковал ее к себе.

36

Райли

Когда дождь прекращается и выходит солнце, я лежу в изнеможении в объятиях Мала, опьяненная послевкусием.

У меня под ухом слышно, как сильно и размеренно бьется его сердце. Моя рука перекинута через его грудь. Одна из моих ног переплетена между его ногами. Я уютно прижимаюсь к нему, сияя от счастья.

Моя голова поднимается, когда он глубоко вдыхает. Пошевелившись, он целует мои волосы.

— Как ты сегодня себя чувствуешь?

Я тихо смеюсь. — Из тебя вышла бы хорошая бабушка.

— Я притворюсь, что ты никогда этого не говорила. Сильно болит?

— Прямо сейчас я могу честно сказать, что у меня ничего не болит.

Он недовольно ворчит. — А в остальное время?

Я прижимаюсь носом к его груди и вдыхаю. Мой выдох — мягкий, удовлетворенный. — Только иногда покалывает.

Он настаивает: — Например, когда?

Такой властный. — Прошлой ночью я слишком быстро села в постели, и это было немного больно.

— Когда я вошел?

— Нет, до этого. Мне приснился кошмар.

Он снова целует меня в макушку, поглаживая открытой ладонью по спине. — Это было плохо?

Это было ужасно, но я не собираюсь признаваться в этом и портить настроение. — Я использовала твой трюк, чтобы проснуться. Я сказала себе, что это был всего лишь сон, и это сработало. Я не могла в это поверить.

— Это называется осознанными сновидениями. Если хочешь, теперь ты можешь создать меч, которым сможешь отрубить голову своему врагу.

— Или, мальчика-убийцу, я могла бы щелкнуть пальцами и превратить своего врага в кролика, чтобы мне не пришлось его рубить.

— Черт возьми. Что, если бы кролик был десяти футов ростом и бешеный?

— Тогда я бы снова щелкнула пальцами и заставила его влюбиться в меня.

— Да, у тебя к этому дар. Через мгновение он бормочет: — Ты просто начала дрожать.

— Заткнись.

— Тебе холодно?

— Может, ты заткнешься, пожалуйста? Ты же знаешь, что мне не холодно.

Он перекатывает меня на спину, приподнимается на локте и улыбается мне в лицо.

Утренний свет боготворит его, подчеркивая очертания его скул, придавая его темным волосам оттенок бронзы, отблескивая медью на загнутых кончиках его ресниц.