Книга Такие лжецы, как мы, страница 57 – Джей Ти Джессинжер

Когда он находится в нескольких сантиметрах от меня, заглядывая в мои глаза и согревая своим телом мои, он бормочет: — Я сказал «спать в моей постели», и ты растаяла.

— Я не масло. И не таю.

Он наклоняется ближе, пока его губы не касаются края моего уха.

— Ты хочешь переспать со мной? Это то, что тебя так заводит?

На мгновение я замираю в безмолвном трепете, готовая закричать «Да!», но затем мысленно даю себе пощечину.

Если я собираюсь подписать брачный контракт, который свяжет меня с этим человеком навеки, мне нужно быть в ясном уме. Насколько я знаю, это уловка, чтобы заставить меня пропустить какой-то важный пункт в документах.

Прижимаю руки к его широкой груди и толкаю. Когда он не сдвигается с места, поднимаю на него глаза и сжимаю челюсть.

Каллум спрашивает: — Что ты делаешь?

— Отталкиваю тебя.

Он смотрит на мои жалкие руки.

— Кажется, это не работает.

— Перестань быть ужасным и отойди.

— Зачем мне это нужно? Наблюдать за тем, как ты доводишь себя до белого каления, очень забавно.

— Я этого не делаю!

— Ты необычайно слаба для человека с таким горячим нравом.

— Я не слабая и не злая. Теперь отодвинься.

Улыбаясь мне, он говорит: — Скажи, пожалуйста.

Я едва не опускаю руки и не вырываю ими все волосы. Вместо этого импульсивно скольжу по его груди и обхватываю его шею.

Его большая, теплая, сильная, глупая шея.

Стиснув зубы и глядя ему в глаза, я говорю: — Мне все равно, сколько людей ты можешь призвать в полночь в канун Рождества, чтобы они исполнили твою волю, демоническое отродье, я не одна из них. И если ты сейчас же не отойдешь, мы увидим, насколько я слаба, потому что я начну сжимать свои руки. И не остановлюсь, пока ты не потеряешь сознание.

В его глазах появляется такое горячее возбуждение и чистая животная дикость, что я чуть не описалась от страха.

Каллум обхватывает мои бедра, прижимает меня к себе и рычит: — Тебе лучше убедиться, что ты сильно сжимаешь, школьница, потому что если я не отключусь через пять секунд, то брошу тебя на этот стол, сорву с тебя трусики и дам тебе то, что, как мы оба знаем, тебе нужно.

Ошеломленная, я смотрю на него с открытым ртом, сердце бешено колотится, а соски становятся все тверже.

Его эрекция упирается в мой таз.

Он опускает свой испепеляющий взгляд на мой рот. Дыша неровно, облизывает губы. Его пальцы все глубже впиваются в плоть моих бедер. Я сейчас либо вспыхну, либо буду съедена.

Задыхаясь, говорю: — Здесь я напоминаю тебе, что ты сказал, что дашь мне все, что я захочу. Помнишь?

Все еще жадно глядя на мой рот, он рычит: — Я помню.

— Хорошо. Потому что сейчас я хочу, чтобы ты отошел.

Его горячий взгляд устремлен на меня.

— Ты боишься меня, маленький ягненок?

— Еще раз назовешь меня сельскохозяйственным животным, и твои яички поплатятся за это. Отойди.

Вместо этого Каллум снова смотрит на мой рот, словно на спелое яблоко, в которое так и хочется вонзить зубы. Жар его тела обжигает меня прямо через одежду. Он огромный, горячий и неподвижный, и если я не отстранюсь от него в течение нескольких секунд, то сломаюсь и прижмусь своими губами к его.

Этого не может быть.

Несмотря на жар, пульсирующий между бедер, я не могу поцеловать Каллума. Если я поцелую его, и это будет так хорошо, как я подозреваю, то в конце концов мне это понравится. А если мне понравится, я захочу, чтобы это повторилось. Много раз. И то, что начинается с поцелуя, превращается в мои чувства, которые неизбежно приводят к тому, что у меня разбито сердце.