Книга Обворожительно жестокий, страница 90 – Джей Ти Джессинжер

Я опускаю взгляд на корзину с хлебом и осторожно ставлю бокал с вином.

— Долгая история.

— Мне бы очень хотелось ее услышать. — Когда я ничего не говорю, он спрашивает: — Собираешься представлять интересы знаменитостей?

Мой взгляд резко сталкивается с его. От вспышки раздражения у меня сжимается желудок.

— Что заставило тебя решить такое?

— Обучение в юридической школе довольно дорогое. Шестизначная сумма, как минимум. — Он бросает мне вызов. Я отворачиваюсь, потому что он прав, что делает меня еще более разраженной. — На защите не заработать, если только твои клиенты не богачи.

— Деньги меня не волнуют.

— Тогда ты исключение из правил.

— Ты же сам только что сказал, что деньги — это бремя.

— Не уклоняйся от ответа.

Разозлившись, я отвожу взгляд и тяжело выдыхаю.

— Ладно. Я выбрала уголовную защиту, потому что не понаслышке знаю, насколько дерьмовая система правосудия для людей, которые не могут позволить себе хорошего адвоката. Если ты беден и тебя обвинили в преступлении, то тебе крышка, независимо от того, виноват ты или невиновен. Для бедняков нет тюрьмы с санаторным режимом, такое возможно только для политиков, управляющих хедж-фондами и миллионеров.

После паузы Лиам бормочет:

— Свобода для волков часто означает смерть овцам. — Когда я смотрю на него исподлобья, он добавляет: — Это цитата Исайи Берлина.

— Отвратительная цитата.

— Зато правдивая. Есть два типа людей: хищники и жертвы. Бедные всегда становятся добычей. Бедность — это беспомощность. Что, по-видимому, тебе известно.

Мы смотрим друг на друга, не мигая.

Официант, который, как выяснилось, обладает невероятным чутьем, когда следует появиться, возвращается с двумя тарелками в руках. Он ставит их перед нами, проговаривая вслух, что подает. По-итальянски, так что я в тупике.

Как только он уходит, Лиам поясняет:

— Я попросил шеф-повара подать дегустационное меню. Таким образом, ты сможешь попробовать маленькие порции всех лучших блюд в меню. Я надеюсь, что ты оценишь.

Какое-то время я борюсь со своим раздражением, прежде чем ответить:

— Все отлично. Спасибо.

Лиам наблюдает, как я, нахмурившись, ем, гремя столовыми приборами.

— Ты сердишься на меня.

Я со вздохом откидываюсь на спинку стула.

— Опасно бродить по кладбищу. Рано или поздно можно обнаружить что-то плохое.

Он смотрит на меня так, словно я самое интересное существо на земле.

— Не могу не согласиться.

Серьезное заявление. Правда, Лиам не дает мне возможности об этом подумать, потому как начинает свой допрос в другом направлении.

— Ты пошла в свою мать или отца?

— Конечно, в маму. Мой отец совершенно беспомощен. Оставь его одного на десять минут, и что-нибудь либо загорится, либо взорвется, либо затопится. Он — ходячая катастрофа. Если бы мама за ним не следила, он бы случайно покончил с собой много лет назад. — Думая о нем, я не могу не улыбнуться. — Но с ним было очень весело расти. Он словно еще один ребенок, который постоянно придумывал для нас новые игры. У него самое богатое воображение в мире. Кроме того, я не встречала больше человека, который бы жил настоящим. Папа никогда не оглядывается назад, ни на секунду. Знаешь, он такой большой глуповатый ковбойский мастер дзен. Неуклюжий, вляпывающийся в неприятности, но все равно наслаждающийся жизнью.

Поняв, что у меня снова открылся словесный понос, я резко замолкаю и делаю еще один глоток вина.