Книга Сладкий уголок в другом мире, страница 42 – Аурелия Шедоу

— Ты снова забыла про время.

Голос Эдриана прозвучал из дверного проёма, где он стоял, прислонившись к косяку с той небрежной грацией, которую сохранил со времён придворных балов. В его руках покачивалась бутылка вина с этикеткой, на которой вместо фамильного герба красовался крендель — их личный геральдический знак, выжженный раскалённой кочергой в порыве полупьяного вдохновения. Его льняная рубаха была испачкана известкой, а на левом плече алела царапина — сегодня он помогал старику Генриху чинить крышу мельницы, хотя сам клялся никогда больше не лазить по стропилам после падения в двенадцать лет.

— Это чтобы ты не уснула за миндальным кремом, — он поставил бутылку на стол, аккуратно отодвигая горы пергамента с чертежами новой печи — проекта, который они обсуждали три недели, споря до хрипоты о форме дымохода.

Они устроились на полу у очага, прислонившись спинами к тёплым кирпичам, всё ещё хранившим жар дневного огня. Вино, тёмное как спелая ежевика, пахло летом — не только ягодами и сеном, но и детством Алисы. Эдриан налил напиток в два походных кубка — тех самых, что брал когда-то в военные походы, а теперь использовал для утреннего кофе.

— Сегодня во сне я видела рецепт, — начала Алиса, обхватив колени руками, на которых застыли капли засахарившегося мёда. — Пирог с облачной начинкой. Представляешь? Верхний слой — воздушный бисквит, как первое утро после дождя. А внутри… — она провела пальцем по краю кубка, оставляя блестящую полосу, — как будто запечённый восход. Тает при первом укусе, оставляя на языке вкус… неба.

Эдриан слушал, поправляя поленья кочергой с рукоятью в виде поварского ножа. Тени от огня танцевали на его лице, выхватывая из полумрака знакомые детали: шрам над бровью — подарок кулинарного поединка с французским шеф-поваром, морщинки у глаз, появившиеся после того, как он впервые рассмеялся над её шуткой про дрожжевое тесто.

— А ты? — она коснулась его ладони, где между мозолями от молота и рубанка всё ещё виднелись розовые следы ожогов, полученных при кладке их печи. — О чём мечтаешь, когда чинишь старые дома вместо того, чтобы фехтовать на рапирах в королевском парке?

Он замер, глядя на языки пламени, лижущие чугунную плиту. Где-то внутри печи трещала виноградная лоза — её он всегда добавлял в огонь перед важными событиями, как делала его мать.

— О том, чтобы в нашем городе не осталось детей, спящих на мешках из-под муки, — голос его звучал тихо, но чётко, как стук ножа по разделочной доске. — Чтобы каждый, кто зайдёт в «Сладкий уголок», уносил с собой не только булочку, но и… надежду. — Его пальцы сжали её руку, осторожно, будто замешивая нежное тесто. — И ещё… чтобы ты перестала красить седые пряди свекольным соком. — Он откинул край её чепца, обнажив серебристую прядку у виска. — Ты прекрасна, как эти искры. В них есть… жизнь.

Внезапно он потянул её к себе. Руки, испачканные в муке и миндальной глазури, прижали Алису к груди, оставляя белые отпечатки на фартуке, который она когда-то сшила из старого придворного платья. Губы, сладкие от лимонной помадки, нашли её рот медленно, будто пробуя незнакомый десерт — осторожно, смакуя каждый момент. В печи треснуло полено, рассыпав золотые искры, но они уже не слышали ни треска огня, ни воя ветра в трубе. Только учащённое биение сердец, смешавшееся с шипением растаявшего сахара на забытом противне.