Книга Девушки бури и тени, страница 21 – Наташа Нган

Я протягиваю ей банановый лист с жареной козлятиной, ещё восхитительно ароматной. Майна с благодарностью берёт его и бросает взгляд туда, где её отец увлечён беседой с Цаэнем. Они вдвоём сидят боком к огню, склонив головы друг к другу. Она быстро наклоняется, чтобы запечатлеть на моих губах ледяной поцелуй.

– Я люблю тебя, Леи, – шепчет она, её карие глаза сверкают и прекрасны, несмотря на глубокие круги под ними. – Я знаю, каким может быть отец… Я знаю, каким он может казаться. Но ему хочется свергнуть королевский двор так же, как и нам. Поэтому я верю ему, когда он говорит, что его план сработает, – ещё раз оглянувшись через плечо, она хватает мои пальцы и сильно сжимает. – Скажи, что ты со мной согласна.

Письмо отца, кажется, пылает теплом там, где я его спрятала. И снова у меня в душе жар, горящие угли – не только от алкоголя, но и от воспоминаний о Короле. О том, что он сделал с нами, и что мы сделали с ним — и что мы собираемся сделать с остальным его наследием, со остатками его правления.

– Я полностью на твоей стороне, – говорю я Майне, и это правда.

Возможно, мы с Майной больше не Бумажные Девушки, но мы по-прежнему способны высекать огонь.

И теперь нам нужно поджечь весь мир.

Белая лиса спала в Сокрытом Дворце.

Она беспокойно ворочалась и морщила своим покрытым шерстью лицом, пока метель бушевала снаружи её личных покоев во Внутренних Дворах, за вышитыми коврами и тщательно занесённой в каталог коллекцией бабочек на стенах, обшитых деревянными панелями, на которых также висели изящные картины из батика работы известного художника, приехавшего из далёкой провинции, которая ей снилась.

Сяньцзо.

Она никогда не говорила об ней — даже не позволяла себе думать об ней — днём. Но стоило ей закрыть глаза, как прошлое настигало её, будто всё это время пряталось, ожидая её еженощного возвращения.

Во сне всё представало в несколько необычном виде. Причудливые детали искажали свою первоначальную форму, но общие черты присутствовали. Многоярусный участок их фермы, либо тёмный и блестящий от муссонных дождей, либо выцветший под неумолимо палящим летним солнцем. Ощущение похожих на резину чайных листьев между пальцами. Боль в спине после долгих часов работы в поле или согнутого стояния над встряхиванием сорванных листьев в бамбуковых поддонах, чтобы ускорить процесс их окисления – боль такая глубокая и яростная, что она до сих пор помнит её: как огонь на поверхности сырых костей. Бири, Рейкка, Чаол, По и Мин – её кроткие, безмозглые братья и сёстры, столь непохожие на неё. И, конечно же, родители – пьяные от рисового вина и ослеплённые богами, которые одержимо гадают о её судьбе на всём, что попадалось: от формы облаков до разбросанных по ветру лепестков; от вида птиц, которые приземлялись на пути их дочери, до голосов, которые что-то шептали им, пока те наблюдали за работой детей, никогда не расставаясь со стаканом. Они утверждали, что эти голоса принадлежат самим богам.

Как будто боги стали бы тратить своё драгоценное дыхание на таких, как они.

Сегодня Наджа снова оказалась в семейной хижине. В реальной жизни здесь пахло паршивой шерстью, прокисшим чаем и алкогольным перегаром. Но в воображении во сне всё чисто. В воздухе пахнет пылью. Она идёт по пустому пространству, а вокруг неё кружатся голоса.