Онлайн книга «Фрейлина. Предотвратить»
|
О каких амурных делах, отец, могла идти речь? Я весь захвачен перспективой и возможностями, которые откроет для нас подобное вооружение. Принцип его ясен, но доработать идею придется, потому как мой капитан-лейтенант является человеком талантливым, но только канониром, а не стрелковым оружейником. Не стоит, вероятно, напоминать тебе о крайней степени сохранения тайны для подобной разработки, коей придется следовать. Несколько человек всего…» А дальше Костя изложил, собственно, то, о чем был разговор с Владиславом. Дорога в более чем триста верст дала время подумать о многом. На душе было неспокойно, чтобы не сказать – тяжко. Гнева отца он более не опасался, подкинув тому идею Таис. И не из-за тоски по ней он сейчас переживал – смирился уже с разлукой, пускай и временно. Здесь другое. Вспомнилось по этому поводу – не так давно между Константином и братом Александром состоялся разговор... Не то, чтобы они были близки, как бывают близки братья - разница в девять лет сказывалась и сильно. Но случился у Александра очередной приступ мерихлюндии. Такие случаи необъяснимой тоски, меланхолии и апатии с ним периодически случались – тонкая романтическая натура отказывалась подчиняться жестким рамкам реалий и тогда цесаревич или с головой погружался в очередной придворный роман, или вот так грустил. Выговориться при этом требовалось обязательно, а вот до отца подобное дойти не должно было. Так что слушателя себе он искал надежного, а Костя уже не раз показал себя таковым. - Василий Андреевич дал мне необычайно много своими наставлениями, - говорил Александр о своем воспитателе Жуковском, - но еще более своим великодушием и сердечностью. И вот… однажды на урок к нам зашел пап а и слышал, как учитель говорит мне о христианском всепрощении… - задумчиво вспоминал Александр, - и пап а спросил меня - а как бы я поступил с мятежниками-декабристами? - И что ты ответил? - заинтересовался Костя. - А ответил я по-евангельски, как и учил меня добрейший Василий Андреевич – что всех простил бы, - усмехнулся Александр, - в тот раз пап а не сказал ничего и молча ушел. Очевидно потому, что в классе присутствовали еще два моих товарища – Иосиф Виельгорский и Саша Паткуль. Но когда мы оказались потом наедине, он злился, Кост и … он тряс передо мной сжатым кулаком и повторял, повторял… - И что же? - «Вот чем надо править! Запомни: умри на ступенях трона, но власть не отдай!» – рвано вздохнул Александр, отводя в сомнении взгляд. Сейчас Константин вспомнил этот разговор. Случай с Лазаревым дал понять, что он становится похож на отца. Не то, чтобы считая себя непогрешимым, но власть свою, данную рождением, уже осознавая целиком и полностью. Признавая ее и четко представляя границы дозволенного в отношении себя для прочих людей. Строго держась в этих условных рамках и соблюдая их сам, он уже не в состоянии был позволить кому-то посягнуть на свой авторитет ни в малейшей степени. И взорвался вчера в точности, как отец, державший свой авторитет и власть в неприкосновенности. А ведь можно было иначе… Высказать то же самое, но иным, более демократичным тоном, к примеру. Не ставя так явно на место человека пожилого и заслуженного. Лазарев всегда вызывал в нем глубокое уважение в том числе своим отношением к низшим чинам. |