Онлайн книга «Фрейлина. Предотвратить»
|
Я долго и неспокойно ворочалась - не засыпалось... Психика, взбудораженная эмоциями, всё подбрасывала не самую последнюю их причину - в памяти всплывали отдельные отрывки романса. И строки стихотворения, выжимкой из которого он стал - написанные самой любовью. Она бывает разной - кто не знает? Земной, простой и естественной, как дыхание. Или возвышенной, почти святой. Или несбывшейся, как у меня… или истекающей кровью, как у той же Маргариты Тучковой. «Ах, на гравюре полустертой…» С юности Цветаева была влюблена в портрет и образ Александра Тучкова, молодого генерал-майора, погибшего в Бородинском сражении. Пленена красотой и подвигами того, кто мог бы жить еще очень долго и ярко, но погиб так рано. Сейчас я очень понимала ее – здесь время другое и мужчины тоже. Тоже очень разные – это понятно, но почти все будто немного из сказки: прекрасно танцующие, умеющие изъясняться грамотно и красиво, галантные, романтичные, блестящие, бесконечно элегантные в идеально подогнанной военной форме. И тонко чувствующие, что так важно и чего отчаянно не хватает в то - наше время. Может это и не самые обязательные качества. И сути личности они не составляют – внешний блеск в основном, но именно он придает особое очарование этому времени. Как и юная Цветаева, я давно уже с головой в нем, но особенно глубоко прониклась сейчас... романтикой прямых красивых слов, бальных залов, офицерских эполет и парусов на горизонте… Долгие годы она хранила маленький портрет Тучкова, не расставаясь с ним. А стихи были написаны позже – вдохновленные земной любовью к мужу Сергею Эфрону, белому офицеру, расстрелянному потом в тюрьме… и любовью возвышенной и идеальной – к герою и красавцу Тучкову. Такой получился… своеобразный поэтический памятник. Уснула я под утро, стараясь не углубляться в мысли об отстраненном поведении Кости. Пускай потом, на свежую голову. Хотелось верить ему, я могла ошибаться. А лучше бы нет – только осложняю ему жизнь. И, в конце концов - он просто не мог вести себя иначе на людях! И кортик же… сжимала я под подушкой гладкую рукоять слоновой кости… День опять намечался пасмурным, начинаясь туманом – густым, как хороший кисель. Нижнего парка, расположенного всего в нескольких метрах ниже по склону, почти совсем не было видно – только верхушки самых высоких деревьев. - О-о-о.. - сложив ладони рупором, крикнула я в ту сторону, и звук тут же потерялся в тумане, угас. Физика… Расцеловав Ирму и обняв Илью Ильича на прощанье, я еще раз осмотрелась, вспоминая – вроде ничего не забыла. Документы у мужа, деньги тоже, вещи, нужные в дороге, привязаны к задку экипажа или спрятаны под крышками сидений. С маменькой и Мишей простились еще вчера – я просила ее не приходить утром. Еще одной порции совместных рыданий просто не перенесла бы. И так с трудом собрала себя перед приемом - и внутренне, и внешне. Кучер помог подняться в несуразную дорожную карету. Или лучше сказать – экипаж? К изящному названию он не имел никакого отношения. Такая себе коробка на колесах, широкая и на мягких рессорах, устойчивая и просторная. Два дивана напротив друг друга выглядели удобными, но были не слишком длинными - полностью выпрямить ноги вряд ли получится, Фредерику точно – он выше. Присев на мягкое сиденье, я расправила платье – домашнее, без корсета и взглянула на кучера. Едем? |