Книга Фрейлина, страница 135 – Тамара Шатохина

— Все равно вы узнаете. И скоро, — решилась я, — может это даже лишит меня вашего уважения, но Фредерик прикрыл мой грех. Я жду ребенка, Ольга Николаевна.

— Он… ребенок Кости? — нервным шепотом спросила она.

— Не вы первая об этом спрашиваете, — так же нервно хихикнула я, — но нет, у Константина Николаевича ко мне иной интерес.

— И кто еще заметил настолько очевидное — что мой брат увлечен тобою?

— Не настолько, — успокоила ее я, — а в мою тайну посвящены Мария Дмитриевна и еще Петр Пантелеймонович. И Фредерик Август, само собой.

— И очевидно… вы с ним также заключили договор о том, чтобы уважать, чтить и беречь друг друга?

— Д-да… — все еще трудно воспринимала я, — больше того — мы согласны дружить. Но в этом хоть смысл какой-то есть, у меня есть причина… Чему вы тогда так радовались на свадьбе, Ольга Николаевна?

— В Вюртемберге я попрошу тебя быть моей фрейлиной, Таис. Ты и Анна Алексеевна составите мой малый двор, возможно только пока… но я буду благодарна за согласие. А моя радость… я осталась послушной дочерью и смогла сохранить верность своей любви. Будь на месте Карла иной человек и это стало бы невозможным. Так же радуются своему постригу истово верующие монахини — они всегда будут невестами одного единственного, единого… У нас с ними один повод для радости, Таис. Я так же, как и ты, сделала предложение мужчине. Он его принял.

— Почему же тогда… — начала я и не смогла продолжить.

А почему, собственно?.. Почему она не могла слегка пригладить свои воспоминания для потомков, может даже уже и сама в них поверив — за столько-то лет? Но чтобы вот так — личный монастырь⁈ В двадцать пять.

— Кто он, Ольга Николаевна?

— Кто он, Таис? — мягко переспросила она.

И… нет, я не готова была назвать Дубельта. Сама не понимая — почему. Ни ненависти к нему, ни даже обиды, ни желания отомстить… ничего этого не было. И я не защищала его — еще чего! Просто не смогла, не повернулся язык. Казалось — скажи я вслух… и тайный позор Таи стал бы явным, конкретным. И я промолчала. Только прокашлялась на манер Загорянского.

— Простите… похоже, я была неправа.

— И ты прости. Когда-нибудь я обязательно скажу тебе имя — если вдруг станет особенно тяжело на душе, когда держать в себе станет совсем нельзя… Такая минута обязательно наступит — я узнаю, что он создал семью, родились дети… или болеет… или я пережила его, что страшнее всего? Тогда я откроюсь тебе, как исповеднику — вся в слезах. Сейчас еще не готова. И у нас с тобой разный опыт… я завидую твоей смелости…

— Ох, не стоит! — замахала я руками, переводя тяжелый разговор в шутку: — На тот момент, приведи вы меня к Антиною, и я брякнулась бы в обморок или встала столбом, открыв рот. Вы правы — наивности было с избытком, но никого я не виню — только себя. Сейчас уже понимаю, что лучшее оружие, это самоконтроль, а для женщины оно иногда единственное. Благодарю вас за доверие, Ольга Николаевна, и принимаю ваше предложение с радостью.

— А таком случае… готовься сменить шифр, — легко поднялась она со скамьи, — Таис… неужели к моему брату ты действительно относишься настолько спокойно?

Я растерянно взглянула на нее и отвернулась, пряча глаза.

Легко отшутиться или обойтись ничего не значащей фразой уже не казалось возможным — слишком много сказано сегодня.