Книга После развода с драконом. Начну сначала в 45, страница 114 – Екатерина Гераскина

— Сядь.

Он будто подкошенный остановился, схватил ближайший стул, поставил его кое-как и рухнул на сиденье. Пустым, потерянным взглядом он смотрел на меня.

— Чёрт… — выдохнул он глухо. — Как же теперь быть? — Он сжал кулаки, провёл ладонью по лицу и хрипло добавил: — Брат, скажи… что же делать? Что будет с мамой? С… моим ребенком?

Я смотрел на него. Он впервые не ерничал, не оправдывался, не прятался за ухмылкой. В его глазах было то, чего я никогда раньше не видел, — вина. Настоящая, прожигающая.

Я глубоко вдохнул и покачал головой. Брат закрыл лицо руками.

— Я не знаю, что делать… ни с Марией, ни с этим ребёнком. Я… я вообще не знаю, как быть. И… Элоиза она же мне мать…

Я встал и подошёл ближе, положил руку ему на плечо.

— Элоиза должна понести наказание, ты ведь понимаешь это? — спросил я.

Нариман кивнул.

— Она пока будет на принудительном лечении в закрытой лечебнице. Потом отправится в монастырь. Там проведёт двадцать лет в служении богам. А дальше — посмотрим. Возможно, ее изгнание сменится, на отдаленное поместье на окраине империи под охраной. Но к светской жизни, как прежде она не вернется. Более того, она возможно замешана в убийстве нашего отца. Не забывай. И тут степень ее вины будет устанавливать император. Навещать ее ты будешь только в моем присутствии.

Я перевёл дыхание и продолжил:

— С Марией тоже разберёмся. Она родит. Её ребёнок, как ни крути, твой сын и часть нашего рода. Но имей в виду: её действия повлекли нападение на мою семью, и она тоже понесёт наказание. Я буду этого добиваться и лично напишу императору.

Я помолчал, потом добавил.

— Ребёнка, скорее всего, передадут нам. По крайней мере, я буду ходатайствовать об этом.

Я пристально посмотрел брату в глаза:

— А что касается воспитания ребёнка — ответственность беру на себя. Ты пока не можешь. Но у тебя есть время, чтобы изменить свой образ жизни. Теперь ты ответственен не только за себя, но и за своего сына. Я даю тебе время. Но рано или поздно твой сын спросит, кто ты ему. И тогда не ударь в грязь лицом перед ним.

Нариман смотрел на меня.

— Ты можешь жить здесь. Но имей в виду: прислуги тут не будет. Со всем придётся справляться самому. А через пару дней я устрою тебя на работу к себе. Придётся забыть о твоих замашках, о твоём окружении. Ты будешь обычным рабочим. Привыкай к этой роли. Понял?

— Да, — кивнул Нариман. — Я… я должен многому научиться.

— Постарайся, Нариман, — я наклонился вперёд, смотря ему прямо в глаза. — Сохрани в себе всё это. Иначе в следующий раз я уже не стану повторять.

Во взгляде брата была серьёзность.

Передо мной был не беззаботный повеса, не вечный транжира, а мальчишка, которого жизнь впервые поставила лицом к лицу с настоящей ответственностью. И он не знал, как её нести.

Мы смотрели друг на друга.

И в этот миг я понял: теперь мне придётся стать для него опорой.

Да, он растерян, потерян, напуган новой ролью. Но он мой брат.

И если не я, то кто?

Я, по-прежнему сжимая его плечо, твёрдо произнес:

— Нариман, с этого дня я буду твоей опорой. Но ты обязан измениться. У тебя будет ребёнок. И ты не имеешь права оставаться мальчишкой, которому все можно, прожигать свою жизнь, кичиться происхождением.

Брат поднял на меня глаза. В них читался страх… и надежда.

Я видел. Он был готов меняться.