Книга После развода с драконом. Начну сначала в 45, страница 8 – Екатерина Гераскина

— Не нужно… — выдохнула я.

— Ты не в себе. — Тебе нужно успокоиться.

Я стиснула пальцы. Проклятый чай все-таки принесли, и Аларик наполнил мою чашку. Ароматная яблочная мята. Он помнил, конечно, какой чай я пью.

— Я сама, без тебя, успокоюсь, — цежу я. — Ты ведь просишь быть меня благоразумной. Я буду.

— Нам всем не помешает быть благоразумными, — цедит муж, отчего-то зло. Я не понимаю его.

Изменяет — и ещё злится на меня. Я ведь принимаю его волю.

А потом и вовсе бросает:

— Я останусь здесь. Это мой дом.

— У тебя же беременная любовница! — взвизгиваю я.

Пожалуй, это впервые за весь этот долгий день я позволяю настоящим эмоциям проявиться.

— Ты плохо меня слышишь, Лия, м?

Пожалуй, это впервые за весь этот бесконечно унизительный день я позволяю себе быть настоящей. Живой. Раненой. Больной. Преданной женщиной.

— Ты спал с ней, пока я… — голос срывается. — Пока я ещё верила, что ты просто устаёшь. Что ты холоден потому, что много работаешь. Что это… пройдёт.

Он молчит.

Я и не жду слов. Но вдруг замечаю — челюсти его снова сжаты. Зрачки слегка вытянуты. Он борется.

— Ты выбрал. И я не держу.

— Я не сомневался в тебе, — холодно бросает он. — Знал, что ты примешь всё как должно.

Ухмыляется мне в лицо.

Только глаза — блестят злостью.

— Пей чай.

Беру чашку, а у самой внутри всё вспыхивает и рвётся. Он не отрицает. Не просит прощения. Он изменил. Он разводится со мной. Более того — считает нужным сидеть теперь здесь.

— Я не хочу, чтобы ты приходил в этот дом.

— Я уже сказал. Он — мой.

— Как ты себе представляешь нашу дальнейшую жизнь? Женишься на Марии, а ходить будешь ко мне?

— Отчего нет? Удобно, не правда ли? — муж подаётся слегка вперёд, смотрит неотрывно, пронизывающе тёмными глазами. — Ты была женой, потом станешь любовницей.

— А как же твоя репутация? Ты ведь о ней печёшься, — цежу сквозь зубы, пока внутри всё пульсирует от гнева.

Надо же. Отлично решил устроиться.

— Как и наша дочь. Хотите замять ситуацию.

— Что хочет Алекса — я не знаю. И мне плевать на то, что хотят другие.

— Отчего же ты тогда просишь меня быть благоразумной?

— Ты моя истинная. Я беспокоюсь о тебе.

Я резко втягиваю воздух сквозь сжатые зубы.

Он… жалеет меня? Это ведь жалость?

Боги, как же она оскорбительна для меня.

— И раз это мой дом — то я буду приходить сюда, когда мне заблагорассудится.

— Чёртов подлец, — цежу и резко встаю.

Отталкиваю чашку с чаем, от которого сейчас тошнит.

Аларик мрачно проводит взглядом расползающуюся лужицу нежно-зелёного цвета по белоснежной скатерти. Потом переводит взгляд на меня — и он вспыхивает желтизной.

Но я не вижу в нем прежней злости. Я вижу удовольствие на дне его глаз.

Злость сменяется огнём. Желанием.

Воздух в гостиной сгущается. Я чувствую, как начинает искрить.

Ноздри улавливают усилившийся в разы запах смолы и кедра. Он хочет меня.

Я сжимаю кулаки и делаю шаг в сторону от стола.

Накрывает воспоминанием — того, как нам было хорошо. Когда-то.

— Тогда уйду я, — гордо вскидываю подбородок.

А у самой всё внутри дрожит.

Делаю шаг — но Аларик перехватывает мою руку, дёргает на себя.

Слышу рычание, зарождающееся у него в груди.

Выставляю руки, упираюсь ими в его дорогую рубашку, отталкиваю.

Но куда там — он же как скала.

— Куда ты пойдёшь, Лия? У тебя ничего нет. Ты останешься в этом доме.