Книга После развода с драконом. Начну сначала в 45, страница 91 – Екатерина Гераскина

— Только не говори мне, что тебя опоили, — выдавила я с нервным смехом.

— И не скажу этого, — резко бросил он. — Потому что я, чёрт возьми, сам ничего не знаю. Ничего. Хоть трижды, хоть десять раз спроси — эта ночь для меня туман. Чёрт знает, что меня дёрнуло трахнуть эту Марию. Затмение. Помутнение. Да и не знаю я средства, способного отравить дракона. Искал я его. Но не нашел.

Я осталась в одной кружевной сорочке на тонких бретельках. Он опустился на колени, поймал мою ногу, положил стопу на плечо и медленно потянул за бантик на подвязке. Развязал, аккуратно стянул чулок, ни разу не царапнув когтями. Я видела, как тяжело вздымается его грудь, как проступает чешуя на скулах, на руках, как ногти превращаются в когти и вновь становятся человеческими.

Но его движения оставались до предела нежными. Он коснулся моего колена губами — сначала едва, как ветерком, а потом чуть дольше, горячо, жадно, но всё равно быстро, так, что я почти усомнилась: было это или померещилось. Потом он перехватил мою вторую ногу. Поставил ее себе на плечо, начал освобождать от другого чулка. Оставил легкий обжигающий поцелуй на колене и поставил мою ногу на пол.

Я смотрела сверху вниз, сердце билось где-то в горле.

— Это твой ребёнок? Ты проверял? — слова сорвались с губ, как нож.

Ведь только у истинной дракон сразу чувствует, что его женщина беременна. К другим это не относится. Для них есть родовые артефакты.

А в моей голове разворачивалась буря. От надежды до отчаяния, от любви до ненависти, от предательства до прощения — туда и обратно, по кругу, без конца. Эмоциональные качели рвали меня на части.

Аларик поднял взгляд. Его жёлтые глаза полыхнули, руки легли на мои бёдра. Его ладони были горячие, тяжёлые.

— Хотел бы я сказать, что нет. Что это не так, — он хрипло выдохнул. — Но родовой артефакт-камень показал правду. Ее ребенок действительно принадлежит нашему роду.

Я зажмурилась. Боль и яд жгли меня изнутри. Мне было тошно.

— Почему ты мне не рассказал раньше? Почему я должна узнавать так? — голос сорвался.

— Прости… если сможешь — прости, — прошептал он и уткнулся лбом в мой живот. Его щеки, грубые, небритые, тёрлись о кожу, дыхание обжигало. Он втянул в себя мой запах.

Я по привычке запустила руки в его волосы. И слышала его слова, от которых сердце падало в бездну:

— Я законченный идиот. Последний ублюдок. Предавший свою истинную. Свою семью.

Он говорил хрипло, сбивчиво.

— Тогда я был на выезде из столицы. Ночевал в гостинице. Выпил в баре. Помню коридор… потасовку… девушку, к которой приставал один лорд. Я… спас её. Она благодарила меня. А дальше — затмение. Едва соображал. Хотел ее и одновременно хотел ее порвать на куски. Оттолкнул, но потом стало еще хуже. Я ничего не помню, кроме её шепота и себя, свалившегося на кровать. Утром проснулся один. Но кровать смята, сам я голый. Хотел верить, что мне привиделось, что я отрубился. Но нет. Она явилась две недели назад и поставила перед фактом, что ждет ребенка от меня.

Он поднял на меня глаза, и я знала: всё, что он говорит, правда.

— Но факт остаётся фактом, — прошептал он. — Тот страшный сон оказался реальностью. Я допустил это. Я виноват.

У меня закружилась голова. Мир рушился под ногами. А внутри всё кричало: за что всё это нам?